Быт русской армии XVIII - начала XX века

Карпущенко Сергей Васильевич

Однако, несмотря на положения устава, некоторые солдаты все же злоупотребляли спиртным, и тогда командование жестоко наказывало провинившихся. В 1747 году был публично наказан кнутом бомбардир Алексей Лебедев, учинивший «в пьянстве от команды пятидневную отлучку, також за потеряние мундирных новых суконных штанов, и за порезание себя, в том пьянстве будучи, по горлу ножом».

Большой вред дисциплине наносила система постоя, когда военнослужащие находились в постоянном непосредственном общении с гражданским населением. Командирам часто было просто невозможно уследить за подчиненными, и на квартирах обывателей оставленные без присмотра нижние чины играли в карты, в зернь, за небольшое вознаграждение договаривались с хозяевами о покупке вина. Нередки были ссоры постояльцев с домовладельцами, которые часто сами провоцировали солдат, стремясь как можно сильнее дискредитировать армию и опостылевшую систему постоя. Солдаты

же в свободное от службы время слонялись по городу в поисках незамысловатых развлечений: кулачных боев, народных гуляний и прочего.

Организации солдатского досуга с успехом могло помочь образование. По ведомости 1741 года, в полку полевой артиллерии на 330 человек неграмотных нижних чинов нашлось лишь 62 человека тех, кто «грамоте и писать умеют». Скорее всего, в пехотных полках, где солдаты не имели дела с «техникой», с грамотностью дело обстояло еще хуже.

С устройством же слобод появляется возможность оказывать рядовым куда больше внимания, чем прежде. Уменьшается пьянство, солдаты, во всяком случае гвардейских полков, потянулись к знаниям. Семеновцы посещают полковую школу, классы кадетского корпуса, нижние чины слушают лекции по медицине при полковом госпитале, а с 1793 года для них явилась и возможность ходить в классы Морского кадетского корпуса. Понятно, что не были обойдены образованием и офицеры. Артиллеристов, к примеру, в 1745 году приглашали на «физические» лекции профессора Ломоносова, которые он читал на русском языке. Конечно, такую прекрасную возможность восполнять общеобразовательные пробелы имели в основном столичные командные чины и некоторые рядовые из дворян, но военно-специальное образование, в основном инженерное, должны были получать (к середине века) все без исключения офицеры. Только образование и пролагало им дорогу к дальнейшему производству и если не являлось основанием для повышения чина, то в любом случае становилось одним из самых весомых факторов наряду с прочими достоинствами офицеров.

Да, слобода являлась чрезвычайно удобной формой поселения армии, но, как уже говорилось, обеспечить все полки своими собственными слободами в течение всего XVIII века так и не представилось возможным — слишком велики были затраты на возведение казарм, слобод. Итак, все это время функционировала параллельно слободскому размещению и система постоя на обывательских дворах, к которой прибегали и полки, имевшие слободы, но отправленные куда-нибудь в поход и воспользовавшиеся в пути жильем «цивильных» граждан. Рассмотрим, какими же правилами обставлялось пребывание войск на постое.

Устав 1716 года должности главного административно-военного лица, ведавшего вопросами квартирования, придавал особое значение. «Сей чин, — гласил Устав о генерал-квартирмейстере, — требует мудрого, разумного и искусного человека…» Этими же качествами должен был обладать и полковой квартирмейстер, в обязанности которого входила необходимость отправляться в населенный пункт со своими помощниками, фурьерами (ротными квартирмейстерами), еще до прибытия туда полка и предъявлять местным властям «от вышняго начальника той губернии квартирную ассигнацию», то есть своего рода документ на право занять населенный пункт. Предъявлялся и список личного состава части, а уж ответственные гражданские лица, зная о количестве годных под постой покоев, производили расчет, исходя из следующего правила: «Лучшие дома — полковнику, подполковнику и майору определяются. А потом прочие квартиры капитанам и офицерам по билетам (цыдулам) расписаны бывают, которые ротным фурьерам раздаются, и оные уж потом лучшие дома капитанам, поручикам и прапорщикам определяют, а прочие квартиры по билетам унтер-офицерам и рядовым по прибытии их разделяют».

«Градус», или качество квартиры, не мог быть изменен по произволу самих постояльцев. Строго запрещалось переходить с квартиры на квартиру, переписывать билеты на чужое имя, передавать свое помещение в пользование другому лицу. «Кто в сем преступит, — говорилось в уставе, — оный яко возмутитель возмущения наказан будет». Наказание грозило и тому, кто стал бы «учинять обиды» хозяевам. Поведение солдата на квартире должно было быть таким, «чтоб господин того дома жить и промысел свой продолжать мог». Но, в свою очередь, и от хозяев квартиры требовали соблюдения «доброго поведения» по отношению к постояльцам. Если солдату наносились обиды, ему предписывалось немедленно доносить об этом начальству. И еще устав обязывал служивых соблюдать при постое чистоту в помещениях и быть осторожными с огнем.

Но правила правилами, а жизнь часто не давала возможности неукоснительно их исполнять. Уже в 1720 году в Уставе Главного магистрата отмечалось наличие серьезных беспорядков в постое, когда солдаты наносили тяжкие обиды хозяевам, происходило «помешательство» домовладельцам заниматься ремеслами, хозяйством. Обыватели

жаловались еще и на неравномерность размещения военнослужащих. Устав Главного магистрата для устранения последней проблемы предлагал городскому населению выбирать «из числа достойных граждан» особых квартирмейстеров, призванных заранее собирать точные сведения о количестве пригодных для постоя домов и подавать сводки в Военную коллегию, способную теперь прикидывать, хватит ли места для направляемой в тот город войсковой части. В свою очередь и Военная коллегия обязывалась оповещать о подходе полка с таким-то количеством людей за более-менее длительный срок, что давало городским квартирмейстерам возможность быстро произвести расчет еще раз и в случае нехватки помещений известить об этом коллегию. На магистрат возлагались обязанности следить за тем, «чтоб в каждом городе градские люди несносными постоями не отягощались, и от того в торгах и промыслах их помешательства не было, и тем в казенных платежах отговорки не имели».

На протяжении всего века происходило постепенное, медленное совершенствование правил постоя. Отдельными указами, инструкциями, распоряжениями уточнялись частные моменты, способы устранять причины недоразумений, трудностей, изыскивались наиболее подходящие формы отношений между хозяином и постояльцем. Например, в 1728 году Верховный тайный совет решил, что отводить под постой квартиры обывателей можно лишь одним нижним чинам, а генералитету, штаб- и обер-офицерам предлагалось селиться или в собственных домах, или нанимать жилье за свои средства. Но уже через два года выяснилось, что далеко не у всех офицеров имеются эти самые средства и тратиться на квартиру они попросту не могут. Сенат тогда распорядился обер-офицерам, не имеющим своих домов, «квартиры отводить по прежним указам, по билетам», но генералитету, обеспеченному высоким жалованьем, квартир не давать. В 1732 году высочайшим указом все без исключения уже были вынуждены или строить личные дома, или нанимать жилье у обывателей. В наивыгоднейшем положении оказывались, конечно, те малоимущие офицеры, которые служили в полках, построивших за казенный счет слободы с казармами. Но напомним, что казармы имели далеко не все полки.

Сколько бы ни издавали инструкций, а неурядицы, беспорядки, жалобы, ссоры не прекращались. Россия буквально мучилась, страдая от постоя, не обходившего ничьих дворов, за исключением, пожалуй, «иноземческих» дворов, то есть тех лиц, кто не являлся подданным империи Российской. Состоятельные люди, однако, очень скоро стали искать способы освободить свои дома от тяжелой государственной обязанности. В 1733 году на имя Анны Иоанновны поступила челобитная от тульских купцов, а также от торговых людей Ярославля, просивших императрицу избавить их дома от постоя, потому что «…в тех домах от приезжающих штаб- и обер-офицеров, также от марширующих чрез те города… претерпевают немалую нужду, понеже те многие ставятся не по отводу от Ратуши, но собою, и тем в промысле чинят немалое помешательство». Купцы взамен вывода из их домов неудобных соседей обещали выстроить «особливые» дворы и содержать их «всем коштом». Царица Анна на купеческой челобитной собственноручно начертала разрешение.

Но купцы были не единственными, кто пытался улучшить свои жилищные условия подобным способом. Например, в записках интереснейшего мемуариста второй половины века А. Т. Болотова находим следующее описание квартиры: «Квартира отведена была зятю моему на одном так называемом подмызке, или небольшом дворянском праздном домике, отлежащем от штаба на 15 верст. Лифляндские дворяне для освобождения дворов своих от постоя имеют обыкновение строить в отсутственных своих деревнях такие маленькие домики для постоя офицерам и снабжать их всем нужным. Нам достался тогда преизрядный домик, имеющий покойца четыре и довольно хорошо прибранный, так что мы могли без всякой нужды поселиться и квартирою своею были весьма довольны» (1758 год).

А в 1774 году армянское мещанство Санкт-Петербурга построило казармы, чтобы избавить свои жилища от постоя, да еще и обязалось платить по 600 рублей в год на их поддержание. В недолгие же годы правления Павла I, когда не избавили от этой государственной повинности даже духовенство, когда солдат размещали на архиерейских и монастырских подворьях, можно было уже не строить за свой счет казармы — император решительно приступил к строительству не деревянных маленьких домов, но больших каменных, что диктовалось не только удобствами в осуществлении командирского надзора за подчиненными, но и требованиями градостроительства. На постройку таких казарм собирались деньги с обывателей (от 50 до 25 рублей в зависимости от количества покоев, пускавшихся раньше под постой). Внесший плату получал «навечность увольнение в доме своем в известном числе покоев от постоя». Сборы денег взамен постоя не являлись обязательными, но освободиться от постойной кабалы уплатой денег поспешили очень многие.