Быть рядом
Шрифт:
— Это Удальцович, — сказал я, поздоровавшись.
— Да, Егор, я узнала, — даже не видя её, я понял — она улыбнулась.
— Маша, я отправил Владимиру текст интервью. Вот, хочу убедиться, что всё дошло.
— Я сейчас проверю. Подождёте минутку?
— Конечно.
С минуту в трубке слышались шорохи и скрипы, потом раздался Машин голос:
— Да, всё дошло, спасибо.
Я в ответ тоже поблагодарил её и положил трубку. И выругался.
Чёрт! Я — журналист в третьем поколении! — не смог найти слов, чтобы ещё немного продлить общение с этой женщиной. Плохо, плохо,
Чтобы успокоится, я сделал крепкого чаю, щедро заправил его сахаром и уселся за компьютер, уныло разглядывая рыбок в мониторе.
Потом зашёл в живой журнал, нашёл сообщество психологов и начал писать сообщение: «Нужна консультация. Скажите пожалуйста, что делать, если мне нравится (очень сильно) женщина, живущая с другим мужчиной. Понимаю, что неправильно интересоваться ею, но никак не могу заставить себя забыть о ней. Что мне делать?».
Я перечитал запись, сделал большой глоток чаю, почесал затылок и закрыл окно браузера. Нет. Как-нибудь сам разберусь. Нечего полоскать Машу на весь интернет.
Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, я принялся за другую статью.
Новый повод увидеться с Машей представился через два дня. Владимир утвердил текст, и у моего редактора тоже не было вопросов. Осталось только добавить фотографии. Конечно, можно было попросить, чтобы их прислали по электронной почте, но тогда не было бы повода.
Я позвонил Лису домой и снова попал на Машу. Она согласилась выделить мне несколько снимков («Володи сегодня не будет, но, я уверена, он не будет против»). Сказала, что я могу заехать за ними хоть сегодня.
Так я и сделал.
Дверь открыла Маша. Она почему-то была в тёмной бейсболке, натянутой почти до самых бровей. Я удивился, но виду не подал. И только потом, когда женщина посторонилась, пропуская меня в квартиру, увидел, что она постриглась почти под ноль.
— Разувайтесь и проходите, пожалуйста, на кухню, а я принесу фотографии, чтобы вы могли выбрать, — её голос звучал вроде бы как всегда, но что-то в нём было не то. Словно Маша болела ангиной.
Я прошёл на кухню и присел за стол, разглядывая обстановку. Мебель была старой, ещё советской. Видимо, Владимир, ещё не заработал на ремонт кухни. Эта мысль неожиданно порадовала меня. Тут же подумалось: «Если бы Маша была моей женой, я бы в лепёшку расшибся, но сделал бы её приличную кухню».
В кармане запиликал мобильник. Я вытянул его — на экране хмурился редактор.
— Да?
— Егор, новость, — наш редактор не любил долгие разговоры по сотовому, — интервью с Лисом переносится на следующий месяц, так что можешь не торопиться со сдачей.
— Ясно, — сказал я, пожав плечами — А с чем это связано?
— Нашлись более важные материалы, — усмехнулся редактор, — более настойчивые. Понимаешь?
— Понимаю, — мы нередко печатали заказные материалы — музыкантов хватает, всем хочется пробиться в звёзды. — Это всё?
— Да, всё. Отбой.
Я сунул трубку обратно в карман, и в этот момент на кухню вошла Маша, неся ворох альбомов, конвертов и просто отдельных снимков.
Я вскочил и снял часть, чтобы ей было удобнее класть ношу на стол.
— Чаю?
— Да, с удовольствием, — ответил я рассеяно, занятый размышлениями о том, связаны ли остриженные волосы Маши с красными глазами и сипловатым голосом. Неужели Владимир, сукин сын, заставил её постричься? Но чем ему не угодила её коса? Хотя можно не удивляться — он, судя по тому, что я видел, вообще Машу в грош не ставит.
— Сегодня Володенька был в утренней передаче на Первом, — сказала Маша через плечо, занятая чаем. — Видели?
— Нет, — сказал я и, увидев, что Маша тянется разбирать фотографии, добавил. — Не стоит торопиться. Только что звонил мой редактор — интервью выйдет в следующем номере.
— Как? — Маша подняла на меня странно заблестевшие глаза. — Как это — в следующем?
— Понимаете, — начал я, — не все начинающие музыканты такие талантливые, как Владимир. Многим помогают деньги…
Маша кинула быстрый взгляд на свой гипс и спросила:
— А можно что-нибудь сделать, чтобы интервью вышло всё-таки в этом номере? Володенька очень хотел…
— Я очень хочу вам помочь, но — правда! — я ничего не могу сделать. Это совершенно от меня не зависит.
— Понимаю, — Маша поджала губы. — Тогда, может быть, вы знаете, сколько стоила публикация тому, кого взяли на место Володи?
Я хотел сказать, что не знаю, но этой женщине я не мог соврать. Поэтому сказал правду.
Услышав цену, Маша охнула и с минуту сидела, ломая пальцы. Я пытался ей объяснить, что ничего страшного не произошло, что месяц — это сущий пустяк, что так даже лучше, потому что слишком много информационного шума про человека это плохо. Но она меня не слушала. Смотрела в окно, и думала о чём-то своём.
— Ну что ж, — сказала она наконец, — деньги есть деньги. Тут уж ничего не попишешь. Вы, Егор, выбирайте пока фотографии — не зря ведь ехали. А я пока обедом займусь.
Я кинул и, хоть на душе было погано, принялся сортировать фотографии: что совсем не подходит, что подходит, что нужно обдумать. Время от времени я украдкой поглядывал на Машу, хлопотавшую у плиты. Она двигалась мягко, плавно, словно плыла. В один момент я залюбовался так, что едва не попался. Она резко повернулась, и я чуть успел сделать вид, что смотрю не просто так:
— Можно ещё чаю?
Маша прищурилась, улыбнулась — видно, всё-таки поняла что-то — и налила мне ещё чая.
Потом она достала из ящика с кухонными принадлежностями молоток для отбивных и принялась ожесточённо колотить мясо. Походило на то, что на месте мяса она представляла того, кто пролез в журнал на место Лиса.
Я понимающе кинул сам себе и вернулся к фотографиям.
Буквально через минуту Маша вскрикнула и стала оседать. Я вскочил, сбросив часть фотографий на пол, и бросился к женщине. Она привалилась к шкафчикам под мойкой и шипела сквозь зубы, обхватив правой рукой пальцы левой. Белый гипс покраснел, по локтю бежала струйка крови.