Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки
Шрифт:
Черт побери! «Торжество роскошных форм!» Существует ли более злая фраза о знаменитости в современной журналистике? «Торжество роскошных форм» – это, как известно каждой женщине, замаскированный способ обвинить звезду в том, что она растолстела, одновременно лишив ее возможности возмутиться, не выставив себя гонительницей «пышных» женщин. Изумительно ловкий и жестокий парадокс – за этот способ траханья мозгов охотно ухватились бы диктаторы Северной Кореи, если бы решили подавить пролетариат, используя только язвительность и безудержно растущую озабоченность населения собственным внешним видом.
И вот знаменитым женщинам приходится в каждом интервью перечислять, что они едят: «Я люблю тосты!» – и заводить со СМИ отношения, похожие на те, что складываются
– У Дженнифер Лопес целлюлит – есть бог на этом свете! – ликуют они, с ненавистью увеличивая снимок бедер Дженнифер Лопес.
– Знаменитости – они такие же, как и вы! – злорадствуют они под фото какой-то несчастной сплетницы из «Жителей Ист-Энда», надевшей неудачные джинсы, не скрывающие валики на талии.
И, судя по всему, не понимают, что подобными заявлениями повергают читательниц в глубокую тревогу. В конце концов, женщине неприятно видеть знаменитость, пойманную длиннофокусным объективом, с красными «кружками позора», очерчивающими ее дряблые бедра, растяжки на верхней части рук или слегка выделяющийся живот. Потому что это фактически сообщает читательнице – как правило, молодой, впечатлительной и еще не разучившейся надеяться на лучшее, – что если бы она была творческой и амбициозной женщиной, которая работала бы, отдыхала и каким-то образом сумела подняться наверх и стать такой же знаменитой в индустрии, где по-прежнему доминируют мужчины, то непременно явился бы папарацци и заставил ее чувствовать себя так же дерьмово, как Шерил Коул. Как же меня удручает все это дерьмо!
Я ненавижу «человеческий аспект» – и вот почему.
1. Я не хочу видеть своих любимых звезд «такими же, как все обычные люди». Искусство должно быть сферой инноваций и разрушения старого. И мне не нужна вместо новаторов и разрушителей кучка «самых обычных людей», которые устало волокут свой воз и стонут о тарифах на воду и прыщах. Я хочу, чтобы Дэвид Боуи делал вид, что явился из космоса.
2. В XXI веке никакая женщина, преуспевшая в какой угодно сфере, не нуждается в «очеловечивании». У этого правила нет абсолютно никаких исключений! Даже для Маргарет Тэтчер. Долгие, бесконечные 100 000 лет мы с трудом выбирались из патриархата. Есть еще части света, где женщинам запрещено прикасаться к еде, когда у них менструация, где они подвергаются социальному остракизму, если не смогли родить мальчика. Даже в Америке или Европе присутствие женщин буквально во всех сферах – в науке, политике, искусстве, бизнесе, космонавтике – по-прежнему так удручающе низко, что если любой из них удастся стать личностью, способной преуспевать в этом мире и достигнуть хотя бы части того успеха, который мужчины считают само собой разумеющимся, то я хочу, чтобы она могла держать себя на высоте. Пусть она держит марку. Пусть сохраняет дистанцию и кажется непобедимой. Если ей так нравится, пусть в ней будет тайна, даже пугающе-совершенная неуязвимость. Если мир наводнен амазонками с лицом Тэтчер, манипулирующими человечеством с помощью ядерного оружия и сексуального шантажа, то мы действительно обязаныдобраться до них и облагородить. А если Дженнифер Энистон всего лишь снялась в очередной легкой романтической комедии, едва ли нам следует срывать ее непроницаемую железную маску, спрашивая, когда у нее была последняя менструация.
Женские ролевые модели с каждым месяцем становятся разнообразнее и успешнее, но в отношении
Глава 15
Аборт
Я думаю, что у меня поликистоз яичников. Поэтому я иду на ультразвук. Я уже трижды обращалась к своему врачу с симптомами «угревая сыпь, утомляемость, увеличение веса, нарушение менструального цикла», и он послал меня на ультразвуковое исследование.
Судя по симптомам, я беременна, скажете вы? Но я сдавала анализ шесть недель назад и получила отрицательный результат, и теперь врач дает мне такое же направление. Я съедаю на завтрак две банки консервированных ананасов и плачу при виде удручающего зрелища на экране. Конечно, я беременна. Но первый анализ этого не показал! И я еще кормлю грудью. Я не хочу быть беременной. Нет-нет, все это неправда.
Я лежу на кушетке. Изображение проецируется на стену, чтобы я могла видеть, что у меня внутри. Я понятия не имею, как выглядят поликистозные яичники, но ожидаю увидеть круги, похожие на кислородные пузырьки. Или, может быть, что-то больше похожее на внутренности: какие-то уплотнения; скопления чешуек.
Медсестра моет руки, готовясь к обследованию. Сейчас на экране нечто наподобие вида с палубы океанского лайнера ночью. Темное, черное пространство с редкими вкраплениями света. Неподвижное.
Но как только ультразвуковой датчик прижимается к моему животу, это как прыжок через гиперпространство: целая солнечная система взрывается жизнью. Линии и спирали, почки и кишки. Луны с вращающимися малыми планетами. А в центре нечто потаенное, глубокое, скрытое – пульсар. Сигнал. Тикающие часы.
Сердцебиение.
– Вы беременны! – бодро говорит медсестра. Медсестрам, наверное, положено сообщать это бодро. Они всегда так и делают – даже если пациентка бледнеет, громко чертыхается и начинает трястись.
Она прикладывает к экрану измерительную ленту, проделывает расчеты.
– Я бы сказала, что у вас около 11 недель, – говорит она, вдавливая ультразвуковой датчик в мой живот.
Это действительно плод – больше ничто другое не выглядит как плод. Изгиб позвоночника как бледный полумесяц. Череп словно шлем астронавта. Черные немигающие глаза креветки.
– Боже мой, – говорю я ребенку. – Какое же это безобразие.
Я уверена, что это мальчик – сын, которого я всегда хотела. Его появление так ошеломляюще – так скоропалительно и драматично. Та-да! Так внезапно. Так театрально. Полнейшая секретность подготовительных работ, и вот он выскакивает, готовенький, на телеэкране, как будто это чертово шоу Паркинсона или что-то в этом роде.
А до чего удачлив! Этому парню явно повезло – у нас только один раз был незащищенный секс, ночью на Кипре, в те 20 минут, когда обе девочки спали. Он всю жизнь будет везунчиком, будет срывать банк в рулетку и находить друзей-миллионеров в очереди за продуктами. Он откроет золотое месторождение с первой промывки и найдет настоящую любовь в первый же день, когда решит остепениться…
– Я не могу тебя оставить, – говорю я ему с печалью. – Мир провалится в тартарары, если у меня появишься ты.
Потому что я ни на секунду не допускаю мысли, что должна рожать этого ребенка. У меня нет дилеммы, нет страшного выбора – есть спокойное, уверенное знание, что я не хочу сейчас еще одного ребенка, точно так же, как я точно знаю, что не хочу идти походом на Индию, стать блондинкой или стрелять из ружья.
Этимя снова заниматься не собираюсь – не собираюсь еще на три года превратиться в источник жизнеобеспечения для существа, которое плачем призывает меня, восстает против меня и знает, есть только одно место в мире, где становится легче, если что-то болит, – мой живот, и видит сны, в которых оно снова внутри меня. У меня есть две девочки, которых я обожаю. Я сдуваю с них пылинки, слежу за всем, что они делают, ревнивым взглядом, и это все, чего я хочу.