Быть жертвой. Природа сексуального насилия
Шрифт:
Обвинялся в изнасиловании двух взрослых женщин и несовершеннолетней, которых задушил, в нападении на X., которую ударил монтировкой, однако ей удалось убежать, а также в нападении на Ц., которой нанес удары по лицу, угрожал ножом, тащил к мотоциклу, после ее криков о помощи убежал.
При обследовании в Институте им. В.П. Сербского электроэнцефалографическое исследование биопотенциалов головного мозга выявило диффузные изменения органического характера.
При беседе с психиатрами был несколько обстоятелен, вязок, жаловался на головные боли, усиливающиеся при перемене погоды. Говорил, что в сложившейся ситуации «лучше с ума сойти, чем думать об этом, поэтому и бьюсь головой о стенку». Свое первое преступление объяснял состоянием алкогольного опьянения и плохим настроением в тот момент. Рассказывал, что все тогда произошло достаточно случайно, желание завладеть встретившейся девушкой возникло неожиданно. Подробно излагал обстоятельства совершенных им
Для объяснения подобной динамики развития сексуального влечения необходимо учитывать закономерности индивидуального развития. Описанная выше двойственность пассивных и активных начал, пронизывающая все этапы формирования личности, приводит к определенному соотношению этих начал у каждого человека. По мнению А. Адлера, в каждом человеке существует «ощущение слабости (фемининности) и маскулинная тенденция преодолеть ее, и с этой точки зрения все мы являемся психологическими “гермафродитами”. Биологические стрессы и преодоление инстинктивных влечений приводят к ощущению незначительности собственной роли и могут сравниваться с тем, как индивидуумы реагируют на чувство неполноценности. Решающей является реакция “маскулинного протеста”. При этом маскулинная позиция определяется в нашей культуре как позиция силы, а фемининная – слабости» [10] .
10
Аdlег А. Dег Рsусhisоhе Hermafroditismus im Leben und in der Neurose. – Forschritte der Medizin. – 1910. Vol. 28. – Р. 486–493.
В своих более поздних работах Фрейд обозначил проблему разделения на два пола как одну из наиболее травматичных для человеческого существования. Необходимость решения для себя этой проблемы определяет все развитие индивида, и сущность ее заключается в том, что оба пола всегда завидуют друг другу и хотят быть обоими полами. Жан Лакан писал, что в восприятии своего пола всегда кроется внутреннее противоречие, у человека обычно существует несогласие с неизбежностью принятия этих атрибутов перед лицом угрозы возможного их лишения. В отношении к факту разделения на два пола даже такой механизм психологической защиты как вытеснение оказывается слишком слабым, и человек вынужден прибегать к отрицанию [11] .
11
Lacan J. Le seminaire. Livre III Les Psychoses. – Senil, 1981. – Р. 21, 95, 199.
Единственной непосредственной причиной возникновения всех процессов защиты З. Фрейд считал сигнал тревоги, возникающий в системе «Я». В качестве первичного источника тревоги он рассматривал ощущения, которые возникают в младенчестве и раннем детстве и характеризуются избытком психического напряжения. При этом источник неприятных ощущений может находиться как во внешнем мире, так и в самом организме. Среди внутренних источников на первом месте, по мнению Фрейда, стоят инстинктивные влечения: агрессивные и сексуальные. В современной психоаналитической литературе существует предположение о том, что все инстинктивные влечения, играющие роль главных причинных факторов в возникновении внутрипсихического конфликта, происходят от сексуальных агрессивных влечений.
Таким образом, инстинктивные влечения, связанные с ними представления и эмоциональные проявления, воспоминания и фантазии являются основными мишенями процессов защиты.
Фрейд отмечал, что никакие модели поведения не бывают целиком вызваны ни агрессивными, ни сексуальными влечениями. Эти два коренных влечения смешиваются, и при этом сексуальные влечения находят выходы, имеющие элементы агрессивности, и наоборот.
Когда догенитальные и ограниченные влечения обладают излишним запасом психической энергии и не могут получить выход в виде «зрелой» сексуальности или подвергнуться сублимации (трансформации), используют понятия первичного вытеснения, фиксации и регрессии. Те инфантильные и ограниченные влечения, которые вследствие первичного вытеснения и фиксации не смогли влиться в «зрелые» либо подвергнуться сублимации, возрождаются через регрессию вследствие конфликтов, сосредоточенных вокруг «зрелых» влечений. Фрейд считал, что когда инфантильные и ограниченные влечения появляются при половых девиациях, важными факторами в их возникновении являются защитные механизмы, направленные против ощущений тревоги и опасности (в первую очередь – боязни кастрации), вызываемых идеями об удовлетворении зрелых сексуальных влечений. Страдающий извращениями субъект при нарушении у него генитальной сексуальности под влиянием боязни кастрации регрессирует к тому
З. Фрейд определял мазохизм как садизм, направленный на собственную личность, временно замещающую сексуальный объект. Согласно его точке зрения, мазохические установки – это временно сдерживающие барьеры от агрессивного влечения, направленного пока не вовне, а на себя. Но для реализации этой установки необходим конфликт между «Я» и сверх-«Я», результатом которого являются аутоагрессивные тенденции. Таким образом, следует говорить не о первичности садистических установок, а о сосуществовании некоторого баланса между садистическими и мазохистическими влечениями (по аналогии c «активностью-пассивностью» личности).
В данном пункте происходит столкновение с одним из коренных вопросов, связанных с проблемой парафилий, – соотношении садистических и мазохистических начал и первичности каждого из них. В этой связи характерно фрейдовское понимание мазохизма, которое претерпело существенные изменения с момента выхода его «Трех очерков по теории сексуальности» (1905). В этой работе он придерживался взгляда на мазохизм как на частное влечение, всего лишь дополняющее садизм и означающее некий регрессивный процесс обращения влечения с объекта на «Я». Однако уже в 1920 году, в книге «По ту сторону удовольствия» Фрейд исправил свое первоначальное понимание, допустив возможность мазохизма как первичного влечения. Позднее его взгляд становится все более определенным, и первичный мазохизм, «внутренняя манифестация влечения смерти» берется уже как данность. Особенно очевидной правомерность такой трансформации понимания мазохизма выглядит в свете современных представлений об онтогенетических основах половой дифференцировки, нарушение которой может привести только к умалению маскулинных тенденций на всех уровнях жизнедеятельности организма. Поэтому и на уровне психосексуальных ориентаций скорее всего первоначальные девиации, пусть даже не в явной форме, будут развиваться на мазохистических основаниях, наиболее удаленных от маскулинных структур сексуального влечения.
Согласно современным психоаналитическим взглядам, мазохизм рассматривается как продолжение существующего чувства вины. Вероятно, что люди, испытывающие наслаждение от боли, таким образом стремятся к повторению раннего опыта общения с матерью. Подобное стремление доминирует у них над более зрелыми реакциями на объект влечения. «Если мазохист стремится к боли, то он делает это не ради боли самой по себе, а вследствие боли, представляющей личный бессознательный объект любви, который однажды уже причинил боль». М. Кхан рассматривает мазохизм как особый вариант защиты «Я» от «психической боли, которая угрожает его уничтожить». При этом любой мазохистический акт должны как бы наблюдать 3 свидетеля: сам субъект, объект, причиняющий боль, и часть «Я» субъекта, которая регистрирует и переживает болезненный аффект.
X. Томас описывал чувство стыда как примитивную психологическую реакцию «на отказ от себя». Сопутствующее стыду психическое напряжение может выливаться в акты «грубого насилия». Проявления такого поведения зависят от степени ущербности «Я», «значимости» свидетелей отвержения и от того, отрицается ли целое «Я» или только часть его.
Концепция «отвержения» в детстве лиц с парафилиями, а также лиц с агрессивными формами поведения возникла впервые в русле психоаналитических изысканий и в последующем нашла основательное подтверждение. Д.Н. Исаев и В.Е. Каган отмечают, что у «отверженных» детей блокируется потребность в подражании образцам отца или матери, вследствие чего они хуже других усваивают образцы половых ролей. При искажении же нормальных образцов поведения родителей формируется отрицательное отношение ко всему мужскому, либо усваивается деформированное представление о мужественности. В исследовании Бандуры и Уолтерса было обнаружено, что мальчики, чьи родители применяли суровые меры воспитания, были высокоагрессивны во взаимодействии со сверстниками и взрослыми вне дома, хотя проявляли мало прямой агрессии по отношению к родителям. Другое исследование показало, что 71 % мужчин, избивающих своих жен, сами в детстве являлись свидетелями грубости в отношениях между родителями, значительная часть из них сами в детстве были объектами агрессии родителей. При этом три четверти опрошенных с детского возраста усвоили, что мужчина занимает лидирующее положение в семье.
Вместе с тем интерпретация этих фактов как свидетельства чисто социальной зависимости агрессивного поведения преждевременна. Так, Стюарт и Леблой при обследовании 122 мальчиков по шкалам агрессивности и антисоциального поведения обнаружили корреляцию с теми же особенностями у их биологических отцов, хотя многие из них с раннего детства воспитывались отчимами. На основании этого они пришли к выводу, что агрессивность сыновей может быть обусловлена генетической передачей этих черт наряду со средовыми влияниями. Подобная корреляция агрессивного поведения ребенка с жестоким, часто насильственным поведением отца была выявлена и в других исследованиях.