Бытие и сознание
Шрифт:
Семантизм связанс самыми основами идеализма. Недаром еще Беркли сводил предмет к знаковому отношению между ощущениями, к тому, что зрительные ощущения сигнализируют или обозначают возможность получения соответствующих осязательных ощущений (как мы увидим, в точности то же самое, по существу, утверждает, повторяя Беркли, один из вождей современного американского социального бихевиоризма и прагматизма – Мэд). Недаром также Титченер, наиболее крайний представитель интроспекционизма, нашедшего свое заостренное выражение в своеобразном психологическом «экзистенциализме», был особенно рьяным защитником так называемой «meaning theory» – «теории значения» в учении о восприятии. В принципе подобную же теорию значений защищали и такие представители идеалистической психологии рационалистического толка, как, например, Мур. Расхождение между «рационалистом» Муром и «эмпиристом» Титченером – это десятистепенные различия внутри одного и того же идеалистического лагеря. У рационалистов, например у Мура, значение надстраивается над ощущением и придается ему актом чистой мысли, воплощенной в значении.
То же положение: «значения конституируют вещи», которое Гуссерль выдвигал в плане феноменологии сознания, а представители meaning theoryразвивали в учении о восприятии, подхватывает и современный американский семантизм, блокирующийся с бихевиоризмом (Дьюи, Мэд, Моррис и др.). Вещь, по Мэду, – это ее значение для поведения; реакция
129
В этой связи стоит хотя бы кратко остановиться на судьбе значений в идеалистической философии последних десятилетий. Значения выступили сначала (у Гуссерля и др.) как ядро сознания и служили для того, чтобы расправиться с вещами материального мира. Значение «предмет» подставляется на место предмета – реальной вещи. Положение: вещи конструируются значениями – превращало вещи в нечто производное от идеального содержания сознания. Расправившись с вещами, с материальным миром, значения оборачиваются против сознания: и сознание объявляется производным от значений. Оно сводится к семантическим отношениям между частями «опыта», поскольку они представительствуют или обозначают друг друга (Мэд, Дьюи). Семантизм перебазируется на бихевиоризм. Значения соотносятся с поведением, объявляются производными от него. Проглотив в союзе семантизма с бихевиоризмом сознание, значение – это чудовище современной идеалистической философии – кончает тем, что неизбежно пожирает и самое себя. По ликвидации сознания от значения остается лишь знак. Знаки, лишенные значения, – таков дальнейший этап в развитии семантики. Он отчетливо выступает, например, у ученика Мэда Морриса, стремящегося объединить все разновидности семантики, опирающейся на логический позитивизм или прагматизм и бихевиоризм. В своих «Основах теории знаков» Моррис, делая, собственно, прямой вывод из осуществленного его учителем Мэдом сочетания семантики с бихевиоризмом, объявляет поход против значения. В значении Моррис усматривает главный источник всех блужданий предшествующей философской мысли. Как последний итог остаются лишь знаки, лишенные значения. (См.: Мо rris Ch. W. Foundations of the Theory of Signs // International Encyclopaedia of Unified Science. – Chicago University Press, 1938. – Vol. 1, № 2; Morris Ch. W. Signs, Language and Behavior. – New York, 1950).
130
См. Розенгарт-Пупко Г. Л. Речь и развитие восприятия в раннем детстве. – М.: Изд. АМН СССР, 1948.
В чувственно воспринимаемой вещи выделяются признаки, качества, которые являются сигнальными по отношению к существенным ее свойствам, определяющим ее как такую-то вещь; остальные свойства вещи более или менее отступают в восприятии на задний план. (Физиологически это обусловлено тем, что возбуждение, возникающее в коре головного мозга в результате действия в качестве раздражителей определенных свойств предмета, отрицательно индуцирует действие остальных его свойств.)
В связи с отношением вещей и их свойств, имеющим существенное значение для психологии восприятия, встает более общий вопрос – об отражении в восприятии категориальной структуры вещей.
В психологической литературе встречаются упоминания о «категориальном» восприятии, или категориальности восприятия. Однако при этом обычно исходили из кантианской концепции [131] : категории как формы рассудка, порождение мысли, противостоящей чувственности, якобы извне вносятся мыслью в опыт. На самом же деле категории выражают объективную структуру вещей, которая проступает прежде всего в восприятииилишь затем, обобщенно —вотвлеченном мышлении. Психология не может этого не учесть; разрабатывая учение о восприятии, она не может пренебречь вопросом о том, как складывается категориальная структура восприятия, отражающая объективное строение бытия. Генетическая психология, поскольку она разрешает этот вопрос, должна быть вместе с тем и генетической гносеологией. [132]
131
См. Goldstein К. L'analyse de l'aphasie et l''etude de l'essence du langage, p. 430—496 // Journal de psychologie normale et pathologique. – № special «Psychologie du langage». – Paris, 1933. Cassirer E. Le language et la construction du monde des objects, p. 18—44.
132
Идею о генетической гносеологии в последнее время выдвигал и пытался реализовать Пиаже. Piaget J. Introduction a l'epistemologie g'en'etique. T. I «La pensee math'ematique». – Paris, 1950.
В общей теории восприятия существенную роль играет понимание его детерминации. Всякая попытка рассматривать восприятие как механический эффект одного лишь внешнего воздействия или лишь одной якобы спонтанной деятельности мозга делает познание человеком мира непостижимым. История философии представляет документальное доказательство этому.
Отвергая схоластическую, исходящую от Фомы Аквинского, теорию чувственного познания вещей материального мира [133] Декарт противопоставил ей «причинную теорию» ощущений и восприятий. Однако прогрессивный естественнонаучный подход Декарта к проблеме ощущений и восприятий стал отправной точкой для всех блужданий последующей идеалистической философии и имел катастрофические последствия для гносеологии. Эти последствия
133
Эта схоластическая теория пыталась обосновать познание вещей, – исходя из тождества умопостигаемых сущностей, определяющих и вещи и познание.
Механистически понятая «причинная теория восприятия» привела к выводу, что мы познаем не вещи, а лишь эффект, который их воздействие производит в нас, в нашем сознании, – «чувственные» [ [134] . О существовании вещей и их свойствах мы будто бы лишь «умозаключаем» на основе чувственных данных как единственных непосредственных объектов нашего познания. Предпосылкой этого построения служит позитивистское отождествление объекта познания с непосредственно данным. Объективно якобы только то, что дано помимо познавательной деятельности. Из познания исключается анализ и синтез, который ведет от данного к объективно существующему. Механистическое понимание детерминированности психических явлений непосредственно внешними воздействиями, минуя познавательную деятельность субъекта, аналитико-синтетическую деятельность мозга, влечет за собой позитивистское отождествление объективного с непосредственно данным. Это последнее положение служит основанием для идеалистической подстановки чувственных данных как непосредственных объектов познания на место вещей. Существует внутренняя солидарность между рецепторной теорией, согласно которой ощущения возникают в результате пассивной рецепции внешних воздействий, и позитивистическим отождествлением непосредственно данного с объективным – в гносеологии.
134
Связь теории «чувственных данных» с «причинной» теорией восприятия совсем обнаженно выступает у Б. Рассела, защищающего и причинную теорию восприятия и теорию чувственных данных. О «причинной теории» восприятия у Рассела см. Russell Bertrand. The Analysis of Matter. «Dover Publications». – New York, 1954. – Part II. XX. «The Causal Theory of Perception». – P. 197—217.
Этот круг идеалистических идей связан, как мы видели, в своих истоках с механистическим представлением об ощущениях и восприятиях как непосредственных механических результатах воздействия вещей и позитивистической доктриной, согласно которой может быть познано только то, что непосредственно дано субъекту. В результате единственным непосредственным и достоверным объектом познания оказываются «чувственные данные»; познание – это рецепция, исключающая какую-либо деятельность субъекта – по анализу, обобщению и т. д.
Если исходить из механистического понимания воздействия вещей на мозг и представлять себе мозг как аппарат, приспособленный только для того, чтобы пассивно принимать и механически регистрировать воздействия, которым он подвергается, то анализ, синтез, обобщение, посредством которых осуществляется познание, неизбежно отделяется от мозга как чисто духовная, умственная деятельность и представляется как «конструирование» объектов познания. Это мы и видим у представителей другой – кантианской – разновидности идеализма. [135]
135
В основе столь распространенного в зарубежной гносеологии представления о том, что научное познание конструирует реальность, лежит та верная мысль, что познание есть деятельность субъекта. Но это верное положение искажается ошибочным противопоставлением познавательной деятельности субъекта объективному бытию. Именно в силу их дуалистического противопоставления результат деятельности субъекта ошибочно представляется как конструирование бытия; между тем, на самом деле этот результат является более или менее адекватным, более или менее глубоким отражением бытия. Сторонники теории научного познания как конструирования реальности, защищая эту концепцию, обычно сосредоточивают свою аргументацию на первом верном положении, что познание бытия является результатом деятельности субъекта; дополнительная предпосылка – отмеченное выше дуалистическое противопоставление результатов познавательной деятельности субъекта и объективного бытия – оставляется в тени. Между тем именно в ней – основа неверной итоговой концепции. Первая посылка без второй не оправдывает всей концепции. Критикуя эту последнюю, надо расчленить обе посылки, солидаризироваться с первой и, показав несостоятельность второй, таким образом обнаружить несостоятельность и итогового положения.
Согласно этой теории, восприятие вещей внешнего мира состоит якобы из двух составных частей: 1) из порожденных непосредственно внешним воздействием «чувственных данных», рецепции которых не включают никакой деятельности по их анализу, синтезу, обобщению, и 2) отправляющейся от них деятельности, направленной на познание внешних, физических объектов, которая сама как таковая не обусловлена внешним воздействием вещей.
Однако познание вещей, таким образом, оказывается невозможным: «чувственные данные» не могут дать познания самих вещей, поскольку они не включают в себя деятельности анализа и синтеза (дифференцировки и генерализации), выявляющей объективные свойства вещей. На самом деле ощущения – тоже продукт аналитической деятельности мозга, дифференцировки внешних воздействий; с другой стороны, мыслительная деятельность тоже обусловлена воздействием вещей. Ни восприятие, ни познание мира в целом не состоит из двух разнородных компонентов, из которых один якобы обусловлен только извне, а другой – только изнутри. Ощущение, восприятие, мышление – формы связи субъекта с объективным миром. Все они возникают в результате воздействия вещей на мозг и его отражательной деятельности в процессе взаимодействия человека с миром, т. е. под контролем практики. Обусловленная внешним воздействием вещей деятельность мозга выявляет путем анализа и синтеза, дифференцировки и генерализации природу вещей так, что материальные вещи вне нас, а не эффекты их воздействия («чувственные данные»), выступают как объекты нашего познания. Всякое познание – это обусловленная внешним воздействием, осуществляемая мозгом познавательная деятельность человека, взаимодействующего с миром.
При этом восприятие как процесс включается в практическую деятельность и выполняет в ней жизненно важную роль. Восприятие человека может и само стать жизненно значимой «теоретической» деятельностью наблюдения (в ходе опыта и т. п.) или эстетического восприятия. Во всех случаях восприятие – не пассивная рецепция данного, а его переработка – анализ, синтез, обобщение.
Идеализм стремится объявить анализ, синтез, обобщение специальным достоянием мышления и исключить их из восприятия и вообще из чувственного познания. Идеализм стремится урезать, обеднить чувственность, извлечь из нее все содержание и перенести его в мышление.