Бытиё наше дырчатое

Лукин Евгений Юрьевич

От Министерства до «Прибежища» проще было дойти, чем доехать. Одна дорога пролегала через парк, другая… Поколебавшись, двинулся через парк. Так называемая эротодромомания — обязательно надо пройти по местам боевой и сексуальной славы.

Как выяснилось, зря он это сделал.

Чёрт, и укрыться негде!

Шедший навстречу мужчина был высок и невероятно худ. Держался он удивительно прямо. Высокий рельефно вылепленный лоб, увеличенный лысиной, придавал ему сходство с неким инопланетным существом. Ну не бывает у людей таких лбов! За голубовато поблёскивающими линзами в тонкой оправе зияли скорбные глаза, в которых явственно сквозил

ветерок безумия.

Дважды коллега. Литератор и патриот.

— А-а… — поравнявшись, молвил он вместо приветствия. — Космополиты и симулянты…

Ну слава богу! Стало быть, ещё не читал.

— Они самые… — не стал спорить Артём.

Очки блеснули. Дважды коллега смотрел на Стратополоха словно бы из неимоверной дали.

— Как хочешь, а с инородческой культурой что-то надо делать, — промолвил он наконец. — Почему в сызновских школах должны изучать творчество туляка Толстого? Попробовал недавно перечесть «Войну и мир». Ярко выраженное масонское произведение…

— Все мы, когда протрезвеем, масоны, — утешил Артём. — Кроме тебя, конечно…

Коллега созерцал его секунды три. Явно полагал ниже своего достоинства обижаться на столь мелкие выпады.

— Возможно… — изронил он свысока. — Ты с «Психопатом» всё ещё сотрудничаешь?

— М-м… да.

— Я как раз собирался к вам наведаться, — обрадовал после паузы литератор и патриот. — Хочу предложить новую рубрику: «Отрывки из сочинений», — а чуть ниже меленьким шрифтом: «…классиков». Скажем, такой перл… — Литератор прикрыл глаза, запрокинутое лицо его стало вдохновенным — и он продекламировал мечтательно: — «Мимо палаток и низами около ручья тянулись с топотом и фырканьем казаки, драгуны и артиллеристы, возвращающиеся с водопоя…» — Очнулся, сверкнул линзами. — А? Неплохо, правда? Вот он, твой Лев Николаевич во всей его красе… Стилист, стилист! Как представлю себе топочущего и фыркающего казака — право, на душе теплеет! Возвращающегося с водопоя, а? Или, допустим, так: «Впечатление, которое я вынес, было то, что я видел учреждения, устроенные душевно больными одной общей, повальной формы сумасшествия, для больных разнообразными, не подходящими под общую повальную форму, формами сумасшествия…» Каково?

— Я бы на твоём месте ещё в собор заглянул, — задумчиво молвил Артём.

— Зачем?

— Ну как… Они ж графу анафему объявляли… с занесением в личное дело…

Следует признать, выдержка у коллеги была нечеловеческая.

— Что ж, сама по себе мысль неплоха, — благосклонно отозвался он, неуязвимый, точно Ахиллес. — Думаю, в отличие от вас, нехристей, духовенство проявит больше мудрости… А вот что меня поражает, Артём, так это твоё, прости, вечное зубоскальство! Такое ощущение, будто судьба Сызново тебе просто безразлична. Но это твоя страна! И какой толк, я спрашиваю, от политической суверенности, если в плане культуры мы с тобой по-прежнему целиком зависим от Суслова, от этого распавшегося монстра…

«По морде ему, что ли, дать?» — подумал в тоске Стратополох.

Словно услышав его мысли, собеседник осёкся, моргнул.

— Однако что-то я заболтался, — сообщил он чуть ли не с тревогой. — Страна гибнет, хихикай себе дальше, а мне, извини, пора… — И устремился в сторону проспекта, вбивая в асфальт шаги, как гвозди, — прямой, непреклонный, уверенный.

Вот это чутьё!

Но как же надо ненавидеть Толстого, чтобы выучить его наизусть?

ГЛАВА 10

НАТУРАЛИССИМУС

Уберите

этого симулянта!

Ярослав Гашек

Содержать заведения, подобные «Последнему прибежищу», считалось делом хлопотным, но в целом выгодным. Минимальная арендная плата, прочие льготы, а главное — финансовая поддержка со стороны здравоохранки, неустанно заботящейся о том, чтобы скорбные главой, так сказать, не слишком терялись из виду.

Больше всех платили слесарям (как правило, бывшим монтировщикам сцены). Полы в «Прибежище» заслуживали отдельного упоминания — где ещё увидишь полы в горошек? Врезанные в них металлические кружочки размером с монету были на самом деле заглушками, скрывающими гнёзда для крепления ножек.

Каждый раз после очередного раскола какой-либо фракции под навесом появлялись два мрачных слесаря и, играя желваками, принимались откреплять и переставлять мебель — всё это под визгливые требования, басовитые угрозы и слёзные просьбы клиентов, которых даже психами нельзя было вслух назвать, поскольку за такое увольняли.

Адская работа.

Несмотря на то что в первой половине дня народу в «Прибежище» собиралось не так много, бисексуалы, судя по всему, уже успели с утра пораньше разругаться вдребезги, на сей раз на религиозные темы (так называемый бред архаический). Вчера ещё единый массив столиков и стульев в дальнем углу веранды распался на два неравных островка, разделённых узким проходом. Над левым островком (тем, что поменьше) уже успели укрепить самодельный бумажный плакатик «Все на борьбу с внутренней картавостью!».

— Ущербная, чуждая нам вера! — погромыхивал басом некий жизнерадостный упитанный жлоб, явно пребывая в маниакальной фазе циркулярного психоза. — Этот ваш распятый жидёнок… — И неистово жестикулировал кукишем. Видимо, сложил по ходу мысли, да забыл распустить.

— Даже Владимир Святой… — бормотал по ту сторону прохода трясущийся слезливый попик, наверняка страдающий бредом вечного существования, характерным для инволюционной парафрении. — Владимир Святой… Свирепый язычник до крещения…

— Святого нашёл! Ренегат твой Владимир! За Киев язычество наше продал! Веру отцов!..

— Гордыня, бесовская гордыня… — всплёскивал попик широкими рукавами.

— Правильно, гордыня! — гремело слева. — А мы всегда были гордым народом! Наши предки, сливаясь с природой, сверлили угол избы и молились: «Изба моя, дыра моя, спаси меня…»

— Дырники!

Жлобина вскочил, вскинул кукиш и сразу стал похож на статую Свободы.

— Не дырники, а вертодырцы! Или дыромоляи!..

Попик в ужасе тряс бородёнкой и мелко открещивался.

Под портретом Николая Клюева разговоры велись в более спокойном тоне:

— В Лыцке вон, я слышал, даже должность такая есть: освобождённый патриот…

— В каком смысле освобождённый? Условно?

— Да нет же! Ничем больше не занимается, представляешь? Только патриотизмом. У всех на виду, не стыдясь, не стесняясь… Зарплату за это получает!..

К Артёму Стратополоху претензий пока ни у кого не было — ни за вчерашнее, ни за сегодняшнее. Вчерашнее уже забылось, а про сегодняшнее, надо полагать, никто ещё не пронюхал. Кстати, большинство патриопатов газету «Будьте здоровы!» и в руки взять побрезгуют, но есть такие, для которых необходимо знать врага в лицо… От этих не укроешься.