Бюро находок
Шрифт:
– Это аудитор, – пояснила Паула, – его прислал сюда отдел кадров.
– Скажите пожалуйста! – выразил удивление Генри. – Другими словами, персонифицированная судьба.
– Во всяком случае, его визит будет иметь последствия, – вздрогнула Паула, – для одного из нас.
– Прежде чем это произойдет, надо успеть кое-что сделать, – засуетился Генри и, положив шляпу и зонт Пауле на стол, предложил ей поехать в ближайшие выходные в Любекскую бухту.
И хотя он сразу понял, что она отклонит его предложение, он все же обрисовал ей перспективу длительной прогулки по пляжу с морским ветром в лицо, посещение, например, морского музея или огромного аквариума с плавающими сельдевыми акулами; привлекательным казалось ему также зайти в гости к знакомому
– Не пойдет. Вы очень милый юноша, Генри, но это действительно невозможно.
Она опять переключила свое внимание на конторку шефа, где Хармс стоял сейчас с уполномоченным у стеклянной перегородки, и оба молча долгим выжидательным взглядом смотрели на них, словно ждали, что им будет наглядно продемонстрировано качество работы. Генри наклонился к ней, предложил сигарету, она взяла и положила ее рядом со своей пишущей машинкой, отмахнувшись от предложенного огонька, потом, не сейчас.
– Жаль, – огорчился он, – но, может, попозже?
– Может быть, – ответила Паула машинально.
Ему очень хотелось провести рукой по ее волосам, но он резко изменил наметившееся уже было движение руки, взял шляпу и зонт и исчез за полками.
Под дорожными пледами что-то задвигалось, выперло вверх, Генри знал наверняка, что это рука Бусмана, достававшего кое-что из своего тайника. Стоило Генри ступить на его рабочую территорию, как ему тотчас же была протянута бутылка. Глоточек? Для поднятия настроения? Генри покачал головой. Подняв настроение себе и спрятав бутылку, Бусман потащил Генри к откидному столику, на котором находился дипломат черного цвета с документами, он был открыт, на одном написанном от руки документе лежали очки Бусмана.
– Посмотри сюда, мой дорогой, здесь ты можешь кое-чему поучиться. Ничего, если я буду говорить тебе «ты»?
– Что за вопрос, конечно, – отреагировал Генри, поняв, что Бусман уже несколько раз «поднимал себе настроение».
Опытный «следопыт» был как раз занят тем, что исследовал содержимое дипломата, найденного в экспрессе «Фридрих Шиллер», имя владельца он уже установил, но адреса пока не нашел. Даже его. прошедшего сквозь огонь и воду, привел в изумление текст этих документов, он все еще никак не мог поверить в то, что прочитал.
– Насколько я смог установить, – сказал Бусман, – этого типа зовут Конрад Шварц-Эстерланд, и всеми этими бумагами он хочет доказать, что может выступать в роли шефа. Вот, смотри, приложено объявление, опубликованное во «Франкфуртер альгемайне».
Приступ кашля не дал ему говорить, он подошел к открытому окну, поднял лицо и застыл на какое-то время, отказавшись от предложения Генри принести ему стакан воды. Откашлявшись, он вернулся к столу, взял рукописный текст и продолжил:
– Послушай, дружище, из этих бумаг ты можешь набраться опыта, что такое живительный воздух саморекламы, может, тебе это когда-нибудь пригодится. Значит, зовут этого претендента на начальственную должность Шварц-Эстерланд, он дважды был женат, имеет двоих детей, у него второе высшее, юридическое, образование. Тут, Генри, нам до него далеко. Резюме направлено в Объединение северогерманских фирм по производству молочной продукции. А теперь держись: этот самый Шварц-Эстерланд, характеризующий себя как «ведущую единицу» и претендующий на такой же ранг в объединении, уже занимает начальственную должность, и где бы ты думал? В газетно-издательском концерне, издающем журналы самого разного профиля. Заслуги, которые он себе приписывает, он перечисляет весьма бойко; само собой, он рационализировал журнальное производство, но самым большим своим достижением считает создание экспериментальной кухни, где они опробовали свеженькие рецепты и рассылали их потом по всем редакциям, особенно в иллюстрированный
– Это не для меня, – сказал Генри, – с меня вполне хватает пребывания там, где я есть, упражнения по подтягиванию вверх всегда вызывали у меня только смех.
Бусман кивнул и все-таки протянул ему документ, призывая прочесть его от начала до конца и обратиться потом в этот самый газетно-издательский концерн для запроса официальной справки об этом типе.
– Напиши-ка туда, – распорядился он, – и попроси у них адрес Шварца-Эстерланда, он ведь все еще числится у них.
Генри не пришлось ничего писать самостоятельно, у Паулы уже лежал наготове стандартный формуляр запроса, который она как раз собиралась заполнить. Она вставила его в машинку, пока она печатала, Генри смотрел ей через плечо, а когда она встала в тупик при формулировке «ведущая единица» и повернула к нему вопрошающее лицо, он ответил:
– Это действительно так называется, «ведущая единица», это примерно то же, что вы для меня со вчерашнего дня: куда поведете, туда и пойду.
– Шутник, – сказала Паула и уже больше ни о чем не спрашивала.
Неожиданно за их спиной вырос Хармс. Он подождал, пока Паула вытащит из машинки заполненный запрос, и лишь тогда послал Генри в привокзальный буфет за сосисками и пивом. Пяти порций горячих «венских» и пяти банок пива должно было хватить для импровизированного завтрака, к которому он пригласил их визитера. Они сдвинули два стола, притащили стулья, Бусман согласился сесть на складной.
Они уже расселись, когда Генри возвратился с плетеной корзиной в руках, которую предусмотрительно прихватил с полки. Это был один из потерянных предметов, болтались даже цветные ленточки с пикника. Уполномоченному он был представлен как «наш новый вспомогательный кадр»:
– Господин Неф, наше пополнение, господин Фенски…
Все остальные уже удостоились этой чести. На имя Неф Фенски не среагировал, правда, посмотрел на Генри с выражением утомленной благожелательности, но вопросов не задал. Пока Генри раздавал сосиски на бумажных тарелочках и доставал из корзинки банки с пивом, Хармс посчитал нужным сказать несколько слов: он рад, что ему представилась возможность поприветствовать господина Фенски в этих стенах, и он сделает все возможное, чтобы помочь господину Фенски составить правильное представление о здешних условиях работы, если, конечно, в этом есть необходимость, под конец он пожелал ему успехов на его аудиторском поприще. После этих слов Хармс широким жестом пригласил приступить всех к еде.
Они сидели, не произнося ни слова, макали свои сосиски в горчицу, отщипывали по кусочку от булочки и бросали время от времени на уполномоченного вопросительные взгляды, ожидая от него первой похвалы, но так как он только беззвучно и сомнамбулически жевал («Как сонная черепаха», – подумал Генри), Хармс посчитал нужным похвалить сосиски из привокзального буфета: мы в них еще ни разу не разочаровались. Пиво они пили прямо из банок, за исключением Паулы: та предпочла минеральную воду. Но эта скованность за столом, это тягостное молчание… Они уже начали было перемигиваться, но тут же подняли головы и даже перестали жевать, потому что Генри, точным броском отправивший свою перемазанную горчицей тарелочку в мусорное ведро, неожиданно повернулся к господину Фенски и спросил:
– А правда ли, что вы собираетесь тут разглядывать нас, словно в лупу? До меня, по крайней мере, дошел такой слух.
Фенски засмеялся, но каким-то деланным смехом, он не был готов дать исчерпывающий ответ на этот прямой вопрос, поэтому лишь сказал:
– Кто много думает, до того слухи и доходят, нет-нет, я только хочу немного оглядеться здесь, присмотреться и кое-чему научиться.
– Но вы же будете писать отчет, – не унимался Генри, – это так полагается, писать отчет и давать рекомендации, так ведь? А может, даже и оценку нашей работе.