Бюро темных дел

Фуасье Эрик

– Однажды, – прозвучал над ухом сутенера глубокий спокойный голос, – не сегодня, так завтра, через неделю, через месяц, через год – не важно, – может так случиться, что человеку, называющему себя Викарий, понадобятся твои услуги. И в тот день, когда он к тебе обратится, поверь на слово, в твоих же интересах будет незамедлительно мне об этом сообщить. Повторю: я инспектор Верн, Валантен Верн. Запомни это имя хорошенько.

Глава 3. Пороховая бочка

Тем утром Валантен Верн ни свет ни заря вышел из дома номер двадцать один по улице Шерш-Миди – в этом многоквартирном доме ему принадлежали просторные апартаменты на четвертом этаже. Для двадцатитрехлетнего

юноши, существующего на скромное жалованье полицейского инспектора, такое обиталище было слишком роскошным. Знай его коллеги, в каких хоромах он живет, наверняка обзавидовались бы, но Валантен был не из тех, кто легко сходится с людьми. За целый год, с тех пор как он получил должность в полицейской службе надзора за нравами, никому из коллег не удалось сблизиться с ним настолько, чтобы удостоиться приглашения в гости или хоть малой толики откровенности. В лучшем случае его игнорировали, в худшем – побаивались. А от откровенных проявлений враждебности Верна, несмотря на молодость, пока что надежно защищал неприступный вид и суровый нрав.

В это время года и в столь ранний час Париж, как всегда, был окутан промозглым туманом, словно коконом из подмокшей ваты. Молодой инспектор поежился и поднял воротник редингота. Затем он ускорил шаг, беспечно помахивая тростью, – таковая беспечность совершенно не вязалась с его мрачным расположением духа. Накануне вечером, покидая после рабочего дня Префектуру полиции, он, к своему величайшему удивлению, получил вызов к начальству, притом весьма неожиданный. Ему передали, что завтра спозаранку видеть его желает не кто-нибудь, а комиссар Жюль Фланшар, глава бригады «Сюрте» – службы безопасности и сыска.

Этого полицейского с весьма лестной репутацией Валантен знал в лицо, но до сих пор не имел случая с ним пообщаться. И вроде бы дела, которыми бригада Фланшара занималась, не имели к нему отношения. «Сюрте» была основана еще при Империи [9] бывшим каторжником Видоком для розыска уголовных преступников и проведения оперативных мероприятий в Париже. С 1827 года, после отставки шефа-основателя, начался процесс реорганизации бригады, и в кулуарах Префектуры уже пошли слухи, что она превратилась в тайную полицию, чья задача – выслеживать и обезвреживать политических врагов нового режима. Что общего мог иметь он, Валантен Верн, с такого рода деятельностью?

9

Имеется в виду Первая империя – период в истории Франции с 18 мая 1804 года, когда Наполеон Бонапарт был провозглашен императором, по 7 июля 1815 года, когда была распущена правительственная комиссия, осуществлявшая исполнительную власть после его повторного отречения от престола.

Ломая голову над этим вопросом, молодой человек вдруг задумался, не связан ли интерес начальника «Сюрте» к его персоне со взбучкой, которую он устроил Гран-Жезю? Это произошло два дня назад, и, если у сутенера действительно имелись покровители в полиции, ему хватило бы времени обратиться к ним за помощью. Однако такое объяснение казалось не слишком убедительным: когда бы начальство решило отчитать простого инспектора из полиции нравов за превышение полномочий и особую жестокость, его вызвал бы на ковер непосредственный начальник, комиссар Гронден. Какое дело шефу бригады «Сюрте» до поведения сотрудников другой службы?

В общем, Валантен терялся в догадках, и ему уже не терпелось встретиться с Фланшаром, чтобы ситуация наконец прояснилась. Тем не менее у перекрестка Круа-Руж он все-таки позволил себе, как обычно, задержаться, чтобы наскоро перекусить: стоя у прилавка кофейни под открытым небом, проглотил большую чашку утреннего бодрящего напитка, горького от цикория, и

кусок поджаренного хлеба с медом. Подзаправившись таким образом, молодой человек продолжил путь по улице Сен-Пэр к набережной Малаке.

Солнце только-только начинало пробиваться сквозь плотный облачный покров. На противоположном берегу Сены, напротив Тюильри и Лувра, бледный свет затопил пристань Сен-Николя, и там уже кипела бурная деятельность. Шагая своей дорогой, Валантен видел матросов и грузчиков, сновавших в прибрежной грязи, и первых утренних пассажиров, которые поднимались на борт судна, ходившего между Шайо, Отёем и Жавелем. Прогулка по веренице набережных, растянувшихся до острова Сите, взбодрила молодого инспектора; тревожные мысли по поводу вызова от комиссара Фланшара отошли на второй план.

Впереди вырос Пон-Нёф, на котором толпились уличные торговцы. Валантен, свернув туда, принялся прокладывать себе путь по мосту между причудливо разодетыми торговцами, которые пытались всучить редким еще в этот час прохожим всякую ерунду, безделушки и мази-притирания, годные, по их словам, от любых болячек, но бесполезные на деле. Еще несколько десятков метров – и Валантен уже шагал по улице Иерусалима. Здесь Префектура полиции занимала старинный особняк председателей парижского парламента. Валантен поднялся на третий этаж, где находилась бригада «Сюрте», и неряшливо одетый секретарь велел ему подождать в темном коридоре. Присесть было негде, инспектор топтался там минут двадцать – за это время мимо него проследовала целая карнавальная процессия из шпиков всех мастей, ряженых и самых причудливых персонажей.

Когда его наконец впустили в кабинет с выцветшими обоями, единственный человек, мужчина крепкого телосложения, находившийся там, стоял у окна спиной к нему и созерцал реку. Поскольку хозяин кабинета будто бы и не заметил появления инспектора, тот покашлял, оповещая его о своем присутствии. Но мужчина отреагировал на это не сразу: еще целую минуту стоял неподвижно, прежде чем соизволил повернуться к вошедшему.

Как ни странно, при таком поведении, от комиссара Фланшара исходило благодушие, которое сбивало с толку мало знакомых с ним людей. Начальник бригады «Сюрте» обладал львиной гривой, буйными бакенбардами и борцовской статью, а грубоватые черты лица смягчались ясным взглядом светлых глаз, ироничными складками возле губ и скупыми, выверенными жестами. Он сел за массивный стол, покрытый черным лаком, открыл лежавшую перед ним тонкую папку и быстро пробежал глазами несколько страниц.

– Инспектор Валантен Верн, – проговорил он наконец густым, тягучим басом, вскинув взгляд на посетителя. – Согласно этим документам, вы поступили на службу во Второе бюро Первого отделения год и месяц назад. Верно?

– Совершенно верно, господин комиссар.

– Неужели вам по душе работа в полиции нравов?

– Право слово… – начал Валантен, слегка озадаченный столь прямым вопросом, – я сам хотел получить эту работу и сделал все, чтобы меня приняли. Так что жаловаться мне не на что.

Фланшар покивал и прищурился, будто желал повнимательнее рассмотреть собеседника, затем небрежным мановением руки указал ему на кресло и предложил сесть.

– Не в обиду коллеге Грондену будет сказано, – заговорил комиссар непринужденным тоном, – однако нельзя отрицать, что репутация службы надзора за нравами оставляет желать лучшего. В прессе ее сотрудников критикуют за отсутствие дисциплины и за грязные сделки с хозяевами игорных домов. А некоторые упрекают их в том, что они, мол, зачастую самым подлым образом тащат в участок честных женщин и отпускают – интересно, за какие коврижки? – гулящих девок, которые подрабатывают на улице, презрев элементарные правила гигиены. Смею заверить, недоброжелателей у вас не счесть, но, разумеется, не всякому злословию следует верить. Хотя, как гласит пословица, дыма-то без огня не бывает…