Бывшие. Мне не больно

Черничная Даша

Без вопросов пересаживаюсь. Внутри становится так тепло-тепло. Как будто на улице стужа, а меня укрыли теплым одеялом и согрели. На душе сразу спокойно и хорошо. Не остается никаких вопросов. Тиски, сковывающие грудь, опадают и превращаются в пыль. Вдыхаю полной грудью.

Кузьминична садится рядом со мной, берет мою руку в свою и переворачивает ладонью вверх. Проводит желтым ногтем по линии на ладони. Крутит ее, сгибает.

А у меня словно отнимается язык. Безвольно наблюдаю за всем со стороны. Неожиданно старуха накрывает

мою руку своей и поднимает на меня глаза.

И чудится мне, что они становятся белыми, как снег на заре. И смотрит она будто слепо, сквозь меня, но туда, где я была когда-то.

— Он бы не выжил, — произносит отрешенно.

Моргаю, пытаясь переварить ее слова и их смысл.

— Гре-е-ех на душу взяла, — переходит на шепот, от которого по телу бегут мурашки. — Замолишь.

Гладит меня по ладошке, будто успокаивает маленького ребенка.

— Не судьба ему была родиться. Разрыв вижу. Ушел бы он от тебя, Таня. Если бы не ты, он бы все равно не родился. Не суждено ему было прийти в этот мир. По крайней мере, не сейчас. Его время настанет, но не скоро и не у тебя. Так что ты не вини себя. Молись, проси прощения, но вины хватит.

Сглатываю, чувствую, как по лицу текут горячие слезы.

— И у тебя, девочка, разрыв идет, — поднимает руку и кладет мне в область сердца, заглядывает белесыми глазами в мои, будто в мозг щупальца запускает: — Она хотела выкидыша. В бане парилась, когда беременная была. Со стола прыгала. Тяжелое поднимала.

Трясет. Дышу через раз.

— Но ты сильная, выжила. Сильнее нее. Даже сильнее бабушки своей. Самая сильная в роду. И счастья у тебя будет много, потому что суженого своего ты нашла, — тянет руку к моему животу, прикладывает. Контакт кожа к коже обжигает. — Понесешь от него. Скоро. Она уже с вами. Девочка. Совсем немного времени пройдет, и будут еще дети. Всех вижу, ждут своего часа они.

Всхлипываю, выдыхаю, расслабляюсь. Глаза закрываются сами собой. Но перед этим слышу:

— Мужчина твой тоже настрадался. Теперь только вместе, порознь никак. Любит тебя. Пойдет за тобой и в огонь, и в воду, но что лучше — не даст упасть ни туда, ни туда. Оберег твой. И ты его береги. А теперь спи…

Укладывает меня на мягкую перину и закрывает мои глаза.

Глава 43. И за руку тебя, милый мой, заберу я с собой

Слава

— Где Таня? — спрашиваю у Маргариты Львовны, которая сидит за столом в кухне и глядит в одну точку.

В помещении пахнет сердечными каплями. Судя по тому, как бабушка слепо смотрит перед собой, — что-то произошло.

— Не знаю, — тихо отвечает она и тяжело вздыхает.

Подхожу ближе, сажусь на корточки:

— Вам плохо? Отвезти в больницу?

— Нет, — качает головой и впервые поднимает на меня глаза. — Нюшенька… она услышала наш разговор с Гелей. Плохое мы говорили. Вот она и убежала. И Геля тоже ушла.

И

снова отводит взгляд и смотрит заторможенно.

— Может, все-таки в больницу?

Бля, че делать-то? Кого первым спасать?

— Ты лучше Танюшу найди.

В этот момент у Маргариты Львовны звонит телефон. Она отвечает на вызов, разговаривает недолго и потом обращается ко мне:

— Слав, сходи к Кузьминичне, Таня у нее.

— А вы?

— Я буду ждать вас тут, — произносит уже бодрее. — А теперь иди. Вниз по улице, последний дом. Он приметный, ты разберешься.

Киваю. Решаю, что лучше поехать на тачке, — неизвестно, где этот «последний дом». Останавливаюсь возле впечатляющего домишки. Старый, вокруг куча вековых деревьев. Стоит обособленно.

На крыльцо выходит женщина — видимо, она и есть та самая Кузьминична. Машет мне рукой, я открываю калитку, захожу. Местечко, конечно, атас. Пальцы моментально леденеют, и волосы на загривке начинают шевелиться.

— Приехал? — заглядывает мне в глаза.

Кто она тут? Местная сумасшедшая или деревенская ведьма? Уж больно колоритно все смотрится. И дом этот, и сама женщина.

— Приехал.

— Проходи в дом. Таня вот-вот проснется.

— А почему она спит у вас? — хмурюсь.

На часах пять вечера. Не поздновато то ли для сна?

— Потому что ей больше негде спокойно выспаться. А ей это нужно, понимаешь?

Вроде как понимаю, но есть ощущение, что эта самая Кузьминична говорит о нечто большем.

— Наверное, — пожимаю плечами.

— Значит, позже поймешь.

Прохожу в дом и сразу попадаю в небольшую кухню. Недалеко от стола стоит топчан, на котором спит Таня. Так сладенько, сложив ладошки и приоткрыв ротик.

Протягиваю руку и глажу ее по голове, на моем лице неконтролируемо расцветает улыбка. Осматриваю ее, и, когда вижу перемотанную ногу, улыбка меркнет.

— Что у нее с ногой? — оборачиваюсь к женщине, которая сидит на стуле и внимательно следит за мной.

— Наступила на стекло и поранилась. Не переживай, ничего страшного.

Продолжаю гладить рыжую. Ее ресницы начинают трепетать, она открывает сонные глазки. Смотрит на меня, растягивает губы в ласковой улыбке и сладенько потягивается.

Мр-р-р, кошечка моя, девочка красивая.

— Ну привет, — улыбаюсь, как дебил, ловя остатки ее неги.

— Привет, — отвечает ото сна хрипло.

Моргает, наводит фокус, потом, будто вспоминая, где находится, садится резко, и улыбка пропадает из ее глаз.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает шокированно.

— Приехал за тобой. Поехали домой, Танюш?

Протягиваю ей руку, рыжая вкладывает в нее свою ладонь.

— Идите, — кивает нам Кузьминична. — С Богом.

Таня поднимается, и я интуитивно притягиваю ее к себе, обнимая одной рукой.

— То, что вы сказали… — Таня сглатывает и нерешительно поднимает взгляд на старуху.