Бывшие
Шрифт:
Снова киваю. Мне нечего ему сказать. Нечем крыть. Нечего противопоставить. Я не дура, понимаю, что за эти годы в своем положении он обзавелся связями. Серьезными связями, переть против которых будет дуростью с моей стороны. Градов и раньше не отличался человеколюбием, а теперь и подавно.
Закусываю внутреннюю сторону щеки, пока Руслан окидывает взглядом нашу прихожую, чуть дольше задерживает его на мне, а потом, максимально плавно развернувшись на пятках, покидает квартиру, мягко прикрывая за собой дверь.
Закрываюсь
Ненавижу себя за эту слабость, но страх поработил. Здесь и сейчас. Я его боюсь. Я боюсь за своего ребенка.
Ненавижу его! Как же сильно я его ненавижу! И себя. За слабость. За вечное желание пойти по мирному пути. Желание сгладить углы и даже не пытаться бороться.
– Мамочка.
Яськин голос приводит в чувство. Вытираю слезы, выпрямляюсь. Моя девочка трет глазки. Вышла из гостиной, стоит посреди коридора и не понимает, почему ее мать секунду назад сидела на полу у двери.
– Ты плачешь?
Вижу, как у Яськи расширяются зрачки, и трясу головой. Мол, нет. Нет, конечно. Как ты могла такое подумать?
– Тебя кто-то обидел? – дочка подходит ближе, обнимает меня.
Присаживаюсь перед ней на корточки.
– Никто не обижал, – улыбаюсь. – Просто ударилась коленкой. Больно.
– Давай я подую.
– Проходит уже, – крепко прижимаю Ясю к себе. – На кровать пойдем укладываться? Почитать тебе?
– Давай, – Яся зевает, широко распахнув рот.
– Идем, – поднимаю ее на руки и тащу в спальню.
Ярослава тяжелая. По крайней мере, для моей комплекции точно. Я стараюсь не поднимать ее на руки, если этого не требуют обстоятельства, но сегодня мне плевать. Я хочу быть с ней как можно ближе.
В детской укладываемся на дочкину круглую кровать с мягким розовым изголовьем.
Включаю ночник и беру с полки книжку. Начинаю читать, абсолютно не понимая, о чем эта сказка. Все мои мысли слишком далеко. За пределами этой комнаты и квартиры. Их много, и они душат.
Руслан уже затянул удавку на моей шее. Открыто угрожал. Прямо сказал, что готов вступить в конфликт. Дал понять, что ни перед чем не остановится.
Конечно, я могу поднять шум. Могу выставить его с самой плохой стороны. Могу попросить защиты у общественности. Только вот разменной монетой во всем этом станет моя дочь. А этого я не хочу. Не хочу наносить еще большую травму, чем есть сейчас. Она мечтала о папе. Хотела, чтобы у нее был отец, а я… Это ведь я ее его когда-то лишила. Можно, конечно, обвинить во всем мою маму, сказать, что это она настояла, она меня так настроила, но толку? Я давно выросла и сама несу ответственность за свои поступки. Поздно метаться, нужно принимать решение. Решение, которое точно изменит наши жизни.
Как
– Мама, – Ярослава вздыхает и прижимается к моему боку, запрокидывает голову и заглядывает мне в глаза.
– Что, моя хорошая?
– А папа сегодня ко мне приезжал в сад, да?
– К тебе, – часто киваю.
– Я его обидела?
– Думаю, нет, – качаю головой.
– Я ему соврала.
– Соврала?
Хмурюсь. Не понимаю, о чем она сейчас.
– Сказала, что не люблю. Но я люблю. Я так долго его ждала, мамочка.
Дочка робко улыбается и тянется ко мне за объятиями. Отвечаю ей сразу. Окутываю в кокон из рук и одеяла.
– А если он больше не придет? Обидится и не придет? – шепчет, а у самой вот-вот слезы польются.
Глажу Ясю по голове, целую в лоб. Так вкусно от нее пахнет.
– Придет, – улыбаюсь. – Он позвал тебя в гости. Завтра, – выдавливаю из себя эти слова.
– Правда?
Киваю, а Яська расплывается в улыбке в этот момент.
– Нужно собрать рюкзак. – Откидывает одеяло и вскакивает на ноги. – Показать ему игрушки и раскраску.
Носится кругами по комнате, засовывая в рюкзачок свои вещи.
Смотрю на нее, а сердце кровит. В этот момент от меня словно кусок отрывают. Без анестезии.
14
– Мама, а мы во сколько поедем к папе? После сада?
– Нет.
Переворачиваю сырник и крепко зажмуриваюсь.
Оказывается, любое упоминание Градова, именно Ясей, для меня настоящий ад. Она словно кислотой в эти моменты в меня плюется. Хочется увернуться, заткнуть уши, а лучше вообще оглохнуть.
– А когда?
– К семи.
Дочь сидит за столом, болтает в воздухе ногами и листает книжку, которую притащила из спальни, пока я готовлю ей, да и себе завтрак. Мы жутко опаздываем, но я не предпринимаю даже малейшей попытки поторопиться.
Устала. Морально по мне просто проехались катком. Физически едва встала с кровати. Снова начала беспокоить нога. Стресс, нервы, плюс потаскала Ясю на руках, и старая травма, конечно же, решила дать о себе знать…
Я всегда была очень усердной. Такая бесталанная трудяжка, которая землю жрать будет, но добьется своего. И этот дар (проклятие) очень нравился моей маме. Я была ее гордостью.
Золотая медаль в школе, красный диплом в универе, профессиональные занятия танцами. Вечные олимпиады. Первые места. Снова медали. Тотальнейшая нагрузка и многозадачность. Настоящее сумасшествие. Вечная спешка, гуща событий, люди, но жизни во всем этом нет.
Жизни не было. Друзей почти не было. Одна подруга, и та потом предала.