Бывших не бывает
Шрифт:
«Боже, благодарю тебя, что не послал ты мне такого испытания! Грешен раб Твой Моисей, велики его преступления перед Тобой, но не мне его судить. От лица Твоего суд ему да изыдет! Молю, будь к нему милосерден, ибо страдает он тяжко и от всей души кается! Не думал я, Господи, что буду просить за того, кто предал, но кому доступно прозреть замысел Твой? И в его словах есть правда, он не искал ничего для себя, и за ту правду прости его! Ведь и святой Пётр отрёкся!
Но он хочет ещё что-то сказать, прежде чем я его судьбу решу. Надо выслушать до конца. Он сюда за судом пришёл, за судьбы решением. Но
– Ты ведь не закончил, брат, – отец Меркурий с трудом заставил себя говорить. – Прошу тебя, продолжай.
– Да, мне ещё есть что рассказать. Боярин держал слово – христиан не трогали. Мне даже удалось обратить несколько семей язычников, и это сошло мне с рук. Человек Медведя только погрозил мне пальцем и передал предупреждение «совсем уж не зарываться». У меня вновь появилась надежда, что боярин вернётся к Господу, что пошлёт за мной, чтобы говорить. Тщетно!
– Почему?
– Боярину не было до меня дела. А вот его ближникам – да! На нас стали охотиться. Неумело, но настойчиво. Несколько раз верным удалось спастись лишь из-за предупреждений Медведя. Вот так – язычник спасал христиан… – Моисей грустно улыбнулся. – Но раз уберечься не удалось. Предупреждения не было. Смотрящий Ловита со стражниками выследил нас. Мы тоже береглись и потому сумели спастись, но не все. Братьев Павла, Памфилия, Георгия и сестру Неониллу схватили. Их тяжко пытали, но они молчали. Потом Ловита выпустил братьев в лес и охотился на них, как на зверей, бил из лука, а сестру Неониллу… сначала сам… а потом отдал стражникам. Она умерла от того, что с ней сотворили.
– Дай им, Господи, Царство Небесное… – Священники перекрестились.
– Эти смерти тоже на моей совести, брат. – На отца Моисея было тяжко смотреть. – Я пытался добиться справедливости, даже сумел встретиться с Медведем, но тот только сказал: «Что ж, иногда и меня можно обмануть. Больше такого не случится. С Ловитой я поквитаюсь в своё время, но сейчас его не взять – Мирон успел раньше. Боярину доложено, что те четверо оружие на стражу подняли, за что их и перебили на месте».
– Кто такой Мирон?
– Боярский ближник, – в глазах заболотного священника разгорелся огонёк фанатичной ненависти. – Иуда истинный! Все стражники и смотрящие под его рукой ходят, порождения сатаны. Насилия и беззакония творят, а Мирон их покрывает, змей! И людоловы, что людей на стороне сманивают, а потом холопят, тоже под ним. Сказывали, что он с боярином сызмальства, оттого боярин ему во всём верит, аспиду!
– Понятно. А дальше что было?
– А дальше Бог покарал Ловиту и его стражников. Этим летом ратнинские воины перебили их всех, когда они опять на христиан охоту затеяли. А потом ратнинцы прошлись огнём и мечом по части земель боярина Журавля, Отишие взяли. Язычников похолопили, а христиан не тронули. После того мне Медведь через своих людей велел уходить с семьёй в лес. Сказал, что как боярин уехал, так Мирон и лютует, и если мне моя паства дорога, то мне надо прятаться. Не себя, а их спасать. Я поверил и послушался. Потом ко мне ещё несколько верных присоединились – им тоже опасность от Мирона и стражи грозила. Ну а третьего дня дал провожатых и велел идти в Ратное, к единоверцам. Нас мимо стражи провели, и вот мы здесь. Теперь ты знаешь всё.
Отец Моисей поднялся из-за стола, опустился на колени, склонил голову и произнёс:
– Отдаю себя в твою власть, отче Меркурий. Суди, как Господь тебе повелит. Я приму любой суд, ибо духом истомлён и винами тяжкими. Паки и паки грешен и жажду искупления!
Отец Меркурий поднялся,
«Я не в праве его судить! Могу лишь пожалеть. Тяжкое ему выпало испытание, тяжелее не бывает! Вроде бы ясно всё – смерть и проклятие Иуде, вот только Иуда ли он? На каких весах это взвесить? Не себе он искал спасения от мук – людям.
Спасением души пожертвовал ради них. Душу свою за други своя, и ведь буквально – себя обрёк на вечные муки. А те, кого он на пытку и казнь предал? Меньшее зло? А кто ему дал право судить, где большее, а где меньшее? Как тут быть? Не знаю, Господи, не могу, духом немощен! Но он ждёт, Господи! Твоего суда, через меня высказанного! Я лишь сосуд для слова Твоего, пустая оболочка… Так наполни же меня, Господи, ибо не ведаю, я как мне поступить!»
Отец Меркурий, повинуясь внезапному порыву, подошёл к отцу Моисею и возгласил:
– Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Cвоего человеколюбия да простит ти чадо Моисей вся согрешения твоя. И аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь [112] . – И перекрестил склонённую голову.
Отец Моисей поднял заплаканное лицо, но сказать ничего так и не смог. А отца Меркурия несло дальше тем незримым ветром, что коснулся его несколько мгновений назад. И он с восторгом подчинился его силе:
112
Разрешительная молитва, очищающая кающегося от его грехов. Читается священником по окончании исповеди.
– Ты не будешь отлучён ни от причащения, ни от служения, раб Божий Моисей! Неси слово Божие и любовь Христову людям, христианской кротостью и смирением веди их за собой к горнему свету из тьмы язычества, и на этом пути ты поймёшь, в чём твоё искупление!
После ночи, проведённой совместно с отцом Моисеем в молитвенном бдении, спать отцу Меркурию хотелось зверски, однако поездку в Михайлов Городок ни отменить, ни перенести было невозможно. Пришлось духу снова превозмогать плоть. Нет, сначала отставной хилиарх собрался было малодушно продрыхнуть в санях всю дорогу, но разговор, который завели десятник Егор и Бурей, отшиб сон начисто.
– С чем к Михайле едешь, Серафим? – десятник решил не ходить вокруг да около.
«О как! Поспишь тут! Интересно, для кого десятник это сейчас говорит – для Бурея или для меня? Вернее, не так, только ли для меня этот разговор? Или Егору велено донести нечто не только до меня, но и до Бурея, и для тех, кто за ним стоит? Но это признание, Макарий. Тебе всё же решили доверять. Не обольщайся, очень ограниченно. Скорее всего, из тебя сейчас лепят беспристрастного свидетеля».
– С предложением. – Бурей шумно почесался. – Сооооотника голоштанного уважить. Как он в сотники-то залетел, а, Егорка?
– Соколом, – усмехнулся Егор. – Я вчера рассказывал как, ты чего, не слушал?
– Слушал, – обозный старшина повозился, устраиваясь поудобнее. – Красно ты баял. Я твоим рассказам поверил даже. Почти. Оттого и еду. Надо дать княжей игрушке, пока она князеньке не надоела, мордой в говно не упасть, а то как бы князенька не обиделся, что его сотника круглозадого да благообразного попортили слегка.