Бывший муж сестры
Шрифт:
Стоит только лифту остановиться, а дверям — разъехаться, я первой вываливаюсь наружу.
— Надь. С тобой точно все в порядке? — в тоне Глеба проскальзывают нотки беспокойства.
— Говорю же, да. Просто немного поплохело. Может, потому что ничего не ела, — предполагаю я, хотя от волнения мне вряд ли сейчас хоть кусок в горло полезет.
— Точно, — отвечает Глеб и размашистым шагом подходит к последней двери в конце коридора. — Давай топай сюда. Сейчас что-нибудь замутим. Не хватало тебя еще из голодного обморока вытаскивать, — пытается
Единственное, чего хочу — чтобы он быстрее уехал. Общение с парнем мне в тягость. И я все больше понимаю, что это не потому, что он мне противен, а как раз наоборот.
Я старалась выстроить стену из неприязни и обиды, но объяснения и признания Глеба, будто вспыхнувшее посреди льдов пожарище, растапливая лед, пускает трещины. Ломает защиту. Водоворот чувств мгновенно заглатывает меня, не давая возможности выплыть.
— Глеб, — зову его, скидывая кеды у входной двери.
— Да, Коть? — отзывается он из кухни, успев оказаться там за то время, пока я зависала.
— Коть? — хмурюсь я, а тело окатывает озноб; вмиг вспотевшие ладони выдают мое волнение.
— Эм, прости, Надь. Я не нарочно. — Глеб выглядывает в холл и добродушно подгоняет: — Ты давай шевели конечностями. Мне кажется, Алиса тоже проголодалась.
Я захожу в кухню: Глеб, уже собрав коляску, примостил ее к столу. Дочь хлопает глазками, с любопытством наблюдая за быстрыми передвижениями парня по кухни, такой же огромной, как и холл.
— Что ты делаешь?
— Хочу накормить тебя. Не нравится мне твой цвет лица. В таком состоянии, извини, но я боюсь оставлять тебя с Алисой. — Шуточный тон парня на последних словах меняется на серьезный.
— Глеб. — Я подхожу к коляске и, присев на корточки, чтобы достать детское питание, говорю: — Я могу справиться и сама.
— Когда уйду, можешь справляться, сколько влезет, — парирует Глеб, старательно сдерживая раздражение.
Я закусываю губу. На самом деле спорить не решаюсь лишь только потому, что мне и впрямь было плохо. Пусть Глеб немного побудет, пока не приду в себя. Видимо, чересчур себя накрутила, а теперь наступил откат.
Придвигаю стул вплотную к коляске, открываю баночку с пюрешкой и, повернув к себе Алису, начинаю ее кормить. Дочка, как обычно, пытается хватать ручками все, до чего может дотянуться. У меня для этих целей всегда припасена ее любимая деревянная ложечка, которую ей подарила тетя Варя. Алиса, щуря глазки и размахивая прибором, самозабвенно долбит им по столешнице.
— Ротик открывай, ам!
Подношу очередную порцию ко рту дочки, и она, с удовольствием чмокая, глотает яблочное пюре. От громкого звука моя голова почти лопается. Я морщусь от приступа боли, но продолжаю растягивать губы в улыбке. Ничего. Сейчас успокоюсь, и все пройдет.
— Надь, — окликает меня Глеб, и я только сейчас понимаю, что совсем забыла про него.
Смотрю на парня.
— Давай я попробую Алису покормить, а ты иди сама покушай. — В его голосе слышу заботу, и мое сердце пропускает
Разум понимает: за то время, что я нахожусь рядом с Глебом, он сделает все, чтобы мое сердце сдалось, простило его и дало тот шанс, о котором он просил.
Скольжу быстрым взглядом по столешнице, на которой оказывается тарелка с омлетом и стакан апельсинового сока, потом смотрю на Глеба, спрашиваю скупо:
— Думаешь, справишься?
— Уверен, — улыбается он и стремительно приближается к нам. — Не волнуйся, я могу ладить с детьми. — Но тут же осекается, встретив мою реакцию в виде плотно сжатых губ.
— Иди, а то все остынет, — он кивает на тарелку и, переключившись на дочку, мило произносит: — Ну что за шумная девчонка сидит передо мной?
Я медленно встаю и, передвигаясь на ватных ногах, иду к тому месту, где для меня оставлена тарелка.
Мне становится страшно любопытно узнать, что испытывает сейчас парень? Поэтому, дойдя до стула, я плюхаюсь на него, беру вилку и, отломив маленький кусок омлета, сую его в рот, исподтишка наблюдая за Глебом.
Широкие плечи. Мускулистые руки. Да под футболкой, которая обтягивает его тело, можно четко разглядеть накачанный пресс…
Подавившись кусочком омлета, попавшим в трахею, закашливаюсь. Господи Боже! Куда я смотрю!
Зажмуриваю глаза. Поднимаю руки вверх; неожиданно чувствую, как горячие пальцы переплетаются с моими, и меня тянут вверх.
Я, распахнув глаза, поднимаю голову. Краснею от того, насколько взволнованно смотрит на меня Глеб.
— Дыши, Коть, — говорит он, и я открываю рот, делаю вдох и снова закашливаюсь.
Спустя секунду я наконец-то могу полноценно дышать: мне больше ничего не мешает в горле. Глеб тут же отпускает мои руки и возвращается обратно к Алисе.
Я нервно хватаю стакан, залпом выпиваю его содержимое.
— Полегчало? — интересуется парень, не оборачиваясь.
— Ага. Прошло.
Утыкаюсь взглядом в тарелку. Надеюсь, Глеб не заметил, как я рассматривала его! Стыд заливает щеки краской. Вот это конфуз. Неожиданно.
Нервно хохотнула про себя. Даже в мыслях не могла представить, что когда-либо буду снова смотреть на Глеба вот так! Ужас. Совсем с катушек слетела.
— Так, ладно. — Парень встает со стула, а я, шумно сглотнув, поднимаю на него взгляд; все смущение моментально концентрируется в груди, а потом мчится книзу живота, расплываясь жаром. — Я, наверное, уже пойду.
Распрямившись, парень щелкает Алису по носику, убирает все столовые принадлежности подальше от нее.
— Не обижай маму, хорошо? — обращаясь к дочке, произносит он, подхватывает ее на руки, а потом смотрит на меня. — Пойдем, покажу, где будет ваша комната.
— Спасибо, — бурчу под нос и плетусь за парнем, старательно отводя взгляд от его… пятой точки.
Это какое-то наваждение! Зачем я на него смотрю? Ведь только с утра терпеть его не могла. И даже, чего уж скрывать, презирала. Что же изменилось?