Бывший муж
Шрифт:
— В этот раз я все сделаю правильно, — сказал я в ее спину, Янка лишь махнула рукой. — Яна, стой! Что купить ему? Я не знаю, что нравится семилеткам.
— Спроси у него, — устало ответила она не оборачиваясь. — Он уже лет пять, как разговаривать умеет.
Я проводил Янку взглядом, затем нашел глазами окна палаты Даши — их отсюда видно было хорошо. С некоторой долей обреченности вновь подумал о том, что в этот раз точно все сделаю правильно. Вне зависимости от того, что мне это будет стоить. Закурил которую уже за сегодня сигарету, потом посмотрел
Вновь поднялся наверх. Лифт в этом крыле был, но работал лишь для перевозки больных, поэтому я ходил лестницей. Через несколько ступеней моей колено начинало стабильно щелкать, к третьему этажу начинало молить о пощаде, но я не обращал на него внимания. За эти дни я уже выучил свой путь, знал его, до каждой шербинки между плитками пола.
— Папа! — обрадовался Илья.
Моя кровь словно объединила нас. Нет, я не скажу, что Илья меня вдруг полюбил, боюсь для этого полулитра крови будет мало. Но он оттаял словно. Илья и раньше был безукоризненно вежлив, но теперь эта вежливость перестала быть барьером между нами.
— Меня по дороге медсестра поймала, — сообщил я. — Сейчас поедем анализы сдавать.
Поедем — потому что на кресле. Вчера мы так кардиограмму ездили сдавать, Илье очень понравилось. И сейчас глаза загорелись. Он уже вполне мог бы передвигаться сам, уже бил копытом словно застоявшийся в стойле жеребец, но рана заживала неважно и врачи боялись, что она откроется.
— Залазь, — великодушно разрешил я подкатив коляску.
Выехали из палаты. В этом коридоре снует много людей, тут мы едем медленно. А там, дальше — длинный коридор тоннель ведущий в другое крыло, в лабораторию. Вот там мы позволяли себе развлечься.
— Быстрее! — кричит Илья.
Колено щелкает, а мне насрать. Я бегу. Разбегаюсь так сильно, что волосы Ильи развеваются, а глаза горят от восторга.
— Все, — резюмирую я, остановившись у нужных дверей. — Папа сдох.
Теперь я тоже, как жеребец, только такой, на котором сутки скакали без продыху. Мы сдаем кровь. Из пальца, из вены. Пока идут процедуры я пью кофе из автомата, мне силы понадобятся — еще обратно бежать.
— Мама говорит, что мне уже пора выписываться.
Крови сдали немного, но Илья будто бы уже побледнел. Сколько можно тянуть из него ее, капля за каплей? Или все в порядке, а во мне неожиданно для меня самого включился режим клушки?
— Обязательно выпишут, — уверяю я, а сердце вновь тревожно ноет. — Тебе что принести завтра?
— А можно боастер Нерф? — заискивающе говорит Илья. — Мега Мастодон! Я обещаю им тут не играть. Просто… Для красоты.
Я киваю — пусть будет для красоты. Сажусь на единственное в палате кресло. У Ильи есть сосед, тихий мальчик подросток, но он большую часть времени проводит на процедурах, и в палате мы одни. Смотрю на часы — жду. Думаю о Яне. О том, что нужно ей позвонить.
Наконец дверь открывается. Врача зовут Эрнест Львович — и захочешь не забудешь. Он уже пожилой, степенно молчаливый и всегда улыбается
— О, вот и наш покоритель вековых сосен, — улыбается он и хлопает Илью по плечу. — Ну-ка, давай снимай толстовку и майку, покажи мне свои бицепсы.
Илья неуверенно смотрит на меня, я киваю. Он ужасно худенький, хотя я и сам таким был. Трогательно торчат лопатки, острые локти. Кожа болезненно бледная, до сих пор аукается кровопотеря.
— Так, — задумчиво говорит врач и общупывает ребенку шею. Затылок. Подмышки. Заглядывает в рот, в глаза. Затем спрашивает. — Этот синяк у тебя от падения?
— Он и раньше был… У меня всегда есть хоть один синяк, я же на хоккей хожу. А от падения у меня синяк на заднице.
Эрнест Львович кивает, затем задирает на ребенке свободную штанину, осторожно разматывает повязку и осматривает рану.
— Подозрительно много из вас крови вытекло, молодой человек, — говорит он. — Из такой-то маленькой дырочки.
Цокает языком. Что-то записывает. Затем дает мне направление на очередной анализ. Люмбальная пункция, читаю я и снова думаю о том, что Яне звонить придется. Сегодня. Опускаюсь в кресло. Понимаю, что слишком сильно сжал несчастную бумажку, у нее порвался край.
— Пап?
Эрнест Львович уходит. Я откладываю направление на тумбу, не хватало порвать еще к хренам на части. Смотрю в окно — пасмурно. На подоконнике лежит кусок остро обломанной палки, конец выкрашен в бурый цвет — Илья забрал на память. И говорю.
— А давай тебе бластер выберем прямо сейчас, в каталоге магазина. А я вечером куплю.
Глава 13. Яна
В квартире было просто жутко тихо. Вхожу — прислушиваюсь. Тишина. Даже холодильник навороченный, папы подарок, и тот работает бесшумно. И от этой жути я с ума схожу — я просто не привыкла быть одна.
Илюшка и раньше уезжал. Пару раз, ненадолго, в спортивный лагерь. К деду на несколько дней. Но то иначе, тогда я наслаждались одиночеством, я знала, что с моим ребенком все в порядке.
Я даже лечь хотела вместе с Ильей. В общем правила больницы на этот счет были не очень гибкими, но коммерческая палата давала свои бонусы. Однако, удивительно, но этому воспрепятствовал сам Илья. Он все еще относился к происходящему, как к приключению, правда, в последние дни уже начал канючить, проситься домой. Чего его там держат? Это всего лишь рана, пусть и перепугавшая меня порядком.
Через несколько дней, порядком отчаявшись от вечеров, которые было нечем наполнить я позвонила Антону. Мне повезло, он в городе был. Наверняка, удивился, что я домой его пригласила — это было не в моих правилах. И у нас с Ильей в гостях он максимум чай пил.
— Привет, — поздоровался он.
Сначала в квартиру вошел огромный букет роз, затем сам Антон. Ему вообще были свойственны такие жесты, хотя я уже раз сто говорила — мне жаль срезанные цветы. Лучше бы горшок с геранью приволок.