Бывший. Ты только моя
Шрифт:
— Да. Риан спит?
— Спит. Я попросила Вейру остаться с ним, — отвечает она. — Скажи мне, все же будет хорошо?
— У Риана? Непременно, — успокаиваю я жену.
Но предпочитаю умолчать о том, что ждет Тиоллу и Ника, потому что все зависит только от них. Решения приняты, нити сплелись, теперь остается только ждать.
Глава 44. Сердце Креолинии
Голова раскалывается, дико хочется пить, и при этом невозможно тошнит. Как это было несколько раз после того, как Гардариан был
В голове мелькает мысль, что теперь-то Гардариана рядом нет. А потом медленно, словно по частям открываясь, в голове возникают воспоминания о последних событиях: первое обращение Риана, объятия Николаса, приход Гардариана, полет с Рэгвальдом, улыбающаяся богиня в храме и… оглушающая вспышка.
Следом была всепоглощающая тьма, наполненная болью и одиночеством.
Понимаю, что я не хочу приходить в себя. Не хочу даже узнавать, где я, потому что все мои ощущения говорят о том, что мне это не понравится. Но реальность неумолимо дает о себе знать.
Легкие начинает наполнять приторно-сладкий запах ароматических смесей, которые так обожает мой муж. В груди возникает едкое предчувствие, еще больше усиливающее тошноту.
Слышу стон и только потом осознаю, что это мой голос. Хриплый от того, что в горле пересохло, жалобный и отражающийся от стен. Промозглая сырость обволакивает кожу, пробирается еще глубже и заставляет все внутренности сжаться в болезненном спазме.
Пальцы на руках онемели. Пробую согнуть их и разогнуть и понимаю, что запястья туго перетянуты и привязаны к чему-то в изголовье того, на чем я сейчас лежу.
Закашливаюсь, переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к животу. Жжение пронзает все тело. Боги… Меня сейчас вывернет…
Несколько минут ничего не происходит, боль потихоньку начинает спадать, а может, это я к ней начинаю привыкать. Я все же нахожу в себе силы разомкнуть веки.
Сначала все расплывается. Так сильно, что я вижу только световые пятна. Желтое где-то в стороне моих ног и красные — в головах. Свечи Гардариана. Проклятье, где же я?
Слышится металлический лязг, звон ключей, скрип. А потом грохотом раздается стук сапог по каменному полу. Я знаю этот звук. Тот, который вызывал дрожь, расползающийся в груди страх и понимание, что дальше будет больно.
Зрение начинает возвращаться и фокусироваться. В световом пятне появляется черная фигура. На некоторое время она останавливается.
Очертания приобретают четкость: я вижу черный камзол, черные брюки и руки, которые снимают перчатки. Медленно. С каждого пальца.
Только когда он до конца снимает их и сжимает в одной ладони, я позволяю себе поднять взгляд. В полумраке помещения черные глаза Гардариана отражают всполохи свечей, а на губах замерла хищная ухмылка.
— Набегалась? — спрашивает он, пока его взгляд скользит по моему телу.
Я чувствую его липкое прикосновение, сжимаюсь, заранее ожидая того, что меня дальше ждет.
— Ты же знаешь, что я не люблю, когда мне
Как же я хочу поверить, что это все кошмарный сон. Что я сейчас проснусь и смогу спокойно пойти прогуляться по парку у замка Ника.
— Не надо, прошу, — шепчу я, когда он собирает мои волосы в ладонь и оттягивает назад, заставляя запрокинуть голову.
— Почему мне не стоит ничего делать? Разве ты не провинилась? А тех, кто виноват, надо наказывать! — цедит мужчина сквозь зубы и проводит пальцем, царапая выпущенным драконьим когтем, от уха к яремной ямке.
Меня пронзает жгучая боль, раскаленным металлом растекающаяся от раны по всему телу. На глазах выступают слезы, но я закусываю губу, чтобы не кричать. Обычно это раззадоривало Гардариана только сильнее. Но сейчас, похоже, он намерен играть со мной долго и серьезно.
— Тебе все равно не победить в этой войне, — едва слышно, только губами произношу я. — Совет не встанет на сторону того, кто обманывал и украл чужой артефакт.
Гардариан склоняется ближе ко мне, практически вплотную к моему лицу. Так, что я даже чувствую его дыхание.
— Твои слова — слова беглянки, нарушившей все, что можно нарушить. Предавшей мужа. Родившей от другого. Против моих слов, главы клана, сильного мага и дракона, — язвительно и медленно выговаривает он, почти касаясь меня губами. — Кто тебя послушает?
Противно до невозможности, но попытка дернуться и отстраниться заканчивается ударом поддых. Из меня выбивает весь воздух, я зажмуриваюсь, однако меня не выпускают.
— Да и любовничка твоего тоже, — злорадно выдает Гардариан. — Он нарушил священное, покусился на чужое. Он преступник, а преступников надо наказывать.
— Есть свидетели, — хриплю я. — Мы сможем доказать…
— И кто же это? — слышу в его голосе издевку. — Твои родители?
То, как он это говорит, заставляет все внутри меня похолодеть. Нет, я, конечно, понимаю, что они меня предали, продали, сделали все, чтобы я не была с Ником… Но все эти годы я убеждала себя, что зато теперь у них все хорошо, как они всегда мечтали.
— Ты надеешься, что они скажут что-то против меня? — Гардариан продолжает, а потом качает головой. — Даже если бы внезапно поменяли свое мнение, не смогли бы. Я им… скажем так, помог замолчать. Навсегда. Впрочем, как и всем, кто каким-то образом мог знать о нашей маленькой договоренности с твоими родителями.
Это слово эхом прокатывается по моему сознанию, вызывая внутри меня приступ тоски и тянущей горечи. В маме с папой было столько желания выслужиться перед Гардарианом, обрести силу и статус, который он им обещал. Но, оказывается, все, что они получили, — это смерть? Но причем тогда все остальные? Столько жертв…
— А еще у меня для тебя другая очень радостная новость. Точнее, для меня, — произносит мой муж. — После наших игр тебе больше некому будет помогать, поэтому удовольствие будет дольше и ярче, да, дорогая моя.