Царь, Бог и Рус – того же духа
Шрифт:
Значительный интерес, на наш взгляд, представляют два предложения из рассказа Нестора о киевских братьях, которые в данном контексте и в данной ситуации своим интонационно-смысловым единством, «ассоциацией по смежности», выражают понятия, позволяющие вывести значение имён-прозвищ «Кий» и «Хорив». «И створиша (трое братьев) град во имя брата своего старейшаго, и нарекоша имя ему Киев. Бяше около града лес и бор велик, и бяху ловища зверь…» [18, 28]. Отношения города, наречённого Киевом, леса, бора великого и ловища зверей указывают на отношение братьев к действительности. Слово «кий» связано с лесом: «комлистая палка, дубина, палица»; «деревянный молот, палка, дубина» [4, 113]. А ловища зверей, то есть охота на зверей, указывает на особое значение охоты, но не физическое развлечение, а как результат охоты, на доходную часть хозяйства – шкуры зверей ценились, и охотничьи угодья имели свои границы. Так, в 975 году древлянский князь Олег убил Свенельдича, сына киевского воеводы Свенельда, за то, что тот, погнавшись за зверем, оказался там, где «ловы дея Олег». О «ловищах зверь» мы говорим недаром, потому что нас интересуют «шкуровые» дела Хорива. А разве не видна, даже со стороны, быть может, в этом случае достоверная, смысловая связь имени-прозвища «Хорив» со словом хоравина или хоровина «сырая кожа, шкура; выделанная (сыромять?) шкура» [5, 561]. – «Невыделанная шкура». Возможно, родственно др. – инд. kh'aras «твёрдый, грубый» [24, 264]. Трудно поверить языковедам, которые связывают Хорива с ирано-авестийским словом huare «солнце», потому что Зеноб Глак «солнцем» называет
Итак, мы возразили, что Куар у Зеноба Глака не Хорив, а Кий, на ирано-авестийском – «солнце». Конечно, мы помним, что в русских былинах имя крестителя Руси Владимира – Красное солнце. А бояре-дружинники и кмети, крестьяне-«друзья» в войске Игоря, храбрые русичи-христиане, духовные потомки Владимира – Даждьбожьи внуки, сыны солнца. И тут, как нельзя кстати, нам помогает разобраться в существе имени Кия сообщение императора Константина Багрянородного (X в.) о том, что у города Киева было второе название – Крепость Самбатас [13, 45]. Наиболее достоверное – от еврейского «суббота». По нашим данным [1] , название сохранилось от общины христиан, крещённых апостолом Андреем Первозванным, которые впоследствии, под определённым влиянием, ввели часть обычаев иудействующих первохристиан и приняли название субботников, называя Бога Субботником. Например, Иисус отождествлялся с субботой монахами «Добротолюбия» в первые века христианства, начиная с III века – Субботник. Бог есть как бы умное Солнце. Сотворённое слово – солнце [9, 80, 81, 86]. Так вот, забегая несколько вперёд, прежде всего скажем, что Кий – сын Самбатоса, Солнца-Христа. Возможно, полное имя его Кийбуд, а на греческий слух – Хилбудий: греческое (h'yle) «лес»; «палица, дубина, палка» [1, 859, 1260]. Вторая часть имени «буд» – от будень «бодрый, бдительный»; будить «бодрый, смышлёный» [26, 230].
1
Гурченко Л.А. Вынуть дьявола из мелочей. М.: «Алгорим», 2016, с. 68–70.
Климент Александрийский (II–III вв.) писал, что «те, которые отделили себя от любого греха во имя Царства Небесного, блаженны. Они есть те, кто постится в мире». Это значит – отказываются от материальных благ, предлагаемых земной жизнью, «делают субботу субботой» [10, 17]. (См. далее у Прокопия Кесарийского о Хильбудии: «Считал величайшим своим приобретением то, что ничего не имел».) Считается, что имя Хильбудий имеет германское происхождение: из Hillibodo – «вестник битвы», в готской огласовке – Hil[i]budeis [19, 215]. «Но если бы оно было так, оно бы и было так»: Хилвуд был бы не стратигом, а марафонцем, как в пословице: «Харитон с Москвы прибежал с вестьми». Но мы всё-таки предпочитаем готской огласовке славянские имена Милвуд и Хвалибуд, отведённые в сторону перед готским словом в научной традиции [19, 215], и русские имена новгородских берестяных грамот периода XI – первой четверти XII вв. Имя жителя Старой Русы в Грамоте № 526 – Житобуд, он задолжал 13 кун и гривну, в истине, то есть наличных денег, а также имя новгородца в Грамоте № 607 / 562 – Жизнобуд, которого погубили и ограбили Сычевичи, сыновья некоего Сыча [15]. На Руси существовала традиция давать человеку два имени, одно – для всех, другое – тайное, только для самого человека и его близких людей. Неспроста речение римлян: nomen est omen «имя есть знак, знамение». Выходило, что человек оказывался «незнаем сам собою» для недобрых духов и недобрых людей. Защищён. Часто первое славянское имя было заведомо непривлекательным. Кийбуд – «дубина пробуждающая». Будъ, бужение, буждение, средний род для будъ [6, 136, 349. – 6, 218]. Мы говорим: весною вся природа пробуждается (от солнечного обогрева. – Л.Г.).
Наконец, следует обратить внимание на Прокопия Кесарийского, на то, что он пишет о «бодром и смышлёном» Хилбуде в своём труде «История войн». «Был некто Хилбудий, муж, выглядевший отлично, и однажды бывший [славным] ромейским полководцем, обитавший в имении Юстиниана царя» (пер. наш. – Л.Г.). Имение это располагалось, как увидим далее, в районе Фанар (Фенер) на южной стороне залива Золотой Рог, который впадает в пролив Босфор. Христианин Хилбуд явился на службу Империи, надо полагать, во главе отряда своих соотечественников, как поступали тогда видные «варвары»-изгои. Поэтому Г.Г. Литаврин считает, что решающее значение имеет истолкование употреблённого Прокопием термина (дом? двор?дворец? усадьба? вилла? и т. д.). Сам византийский писатель дважды использовал этот термин в другом месте в значении «усадьба», «владение», «дом» вместе с находящимися в них и подвластными хозяину обитателями (имений). Литаврин делает вывод, что принадлежность Хилбуда к «дому» Юстиниана не служит доводом против славянского его происхождения. Так что предположение Б.А. Рыбакова, что стратиг Хилбуд мог принадлежать к родовой славянской знати, «скорее закономерно, чем произвольно» [14].
Теперь снова призовём Прокопия Кесарийского, чтобы дал своё показание, как свидетельство современника. «Был некто Хилбудий, муж, выглядевший отлично, и однажды бывший [славным] ромейским полководцем, обитавший в имении Юстиниана царя; очень находчивый в военных делах, и настолько выше денег, что считал величайшим своим приобретением то, что ничего не имел. И этого-то Хилбудия царь [в 531 году] провозгласил военачальником над Фракией, поставил для охраны реки Истр (Дуная)… потому что уже часто, совершив там переправу, гунны и анты и склавины творили ромеям ужасное зло. Хилбудий же (Кийбуд, „бдительная дубина, палица“. – Л.Г.) стал настолько страшен варварам, что в течение трёх лет… никто не смог перейти Истр против ромеев… А тремя годами позже (534 г.) перешёл Хилбудий реку… с небольшим войском, склавины же (внимание! – не гунны и анты и склавины, а склавины. – Л. Г.) вышли навстречу всем народом. И произошла жестокая битва, и из ромеев многие пали, и сам полководец Хилбудий» [20, 179, 181, 215, №№ 40–42]. Однако, с учётом дальнейших событий, мы имеем основания предполагать, что тело Хилбуда не было найдено и его считали, видимо, без вести пропавшим. А в самом начале 40-х годов VI века, после войны славян с антами, у славян был обнаружен пленный юноша ант с именем Хилбуд. Анты выкупили его и принудили публично сказать, что он и есть стратиг Хилбуд, в надежде получить весомое вознаграждение за него от императора. В это время к антам прибыло посольство от императора с предложением поселиться всем вместе в городе под названием Туррис с целью охраны границы империи в низовьях Дуная, а называемого антами юношу стратигом Хилбудом велено было направить в Византий (Константинополь). По дороге в столицу новый Хилбуд был схвачен на этом пути византийским полководцем Нарсесом и посажен в тюрьму. На допросе Нарсес «нашёл, что тот лжёт».
Справка. Анты, греч. , собственно «противный; противостоящий, прямо направленный в кого»; в переносном смысле «противный, враждебный» [2, 122]. Был известен народ венедов, разделившийся на три племени: венедов, славян и антов. В 40-х годах VI века «незалежные» анты, родственные по языку славянам, «оказавшись
В Константинополь Нарсес прибыл со своим пленником, по версии одних специалистов, в 544 г.; другие считают, что на рубеже 544–545 гг. или поздней осенью 545 г. Но как бы то ни было, в 544–545 гг. близкие стратига Хилбуда уже знали, что он исчез, пропал без вести. Иначе не появился бы Лже-Хилбуд. Жена стратига, окружённая до того неизвестностью о судьбе мужа, сооружает в районе Фанара могилу Хилбуда, сына Самбата, по нашему мнению символическую, не содержащую останков покойного – кенотаф, возможно с целью, чтобы не распространился слух о том, что стратиг Фракии Хилбуд жив. И ставит мраморный надгробный крест, надпись которого содержит неопределённую хронологию: указан день, месяц и индикт захоронения, но без года – 28 ноября, 7-го индикта. При этом перепутаны буквы греческого и латинского алфавитов. В то время латынь была официальным языком в Византии, а в повседневном общении пользовались греческим. Себя же она обозначила по славянскому обычаю – не собственным именем, а по имени мужа ХIЛIВОГДIОI «Вторая половина Хилбуда = Хилбудиха». В 1902 году болгарский учёный Йордан Иванов поместил короткую заметку «Надгробният надпис на Хилвуда» в LXII «Переодическо списание на Българского книжовно дружество в София» о том, что в Фенере (район Константинополя, древний Фанар) при раскопках основания давнего греческого здания нашли мраморный крест с эпитафией. В переложении на болгарский: «Тук почива Хиливудъ, синъ Санбатовъ, починал на месеце ноембри 28-й, индиктион 7-и. Съпругата на Хиливуда» [21, 232, № 110]. – По-русски: «Здесь покоится Хиливуд, сын Санбата, упокоился 28 ноября месяца, 7-го индиктиона. Супруга у Хиливуда» («Хилбудиха») (Пер. наш. – Л.Г.). Сам я думаю, что дата 28 ноября – это не день упокоения Хилбуда, а дата сооружения надгробия в соответствии с древнейшим преданием, что души погибших в сражениях не упокоятся до тех пор, пока их останки не будут преданы земле. Отсюда обычай сооружения кенотафов. После событий 30-х – 40-х годов в VI веке 7-й индикт падал на годы: 544, 559, 574 и 589 г. Предпочтительней, конечно, дата 544–545 гг., которая укладывается в пределы прибытия Нарсеса в Константинополь с пленным Лже-Хилбудом, а последующая неопределённость дат «захоронения» уже безразлична. В статье Петра Семилетова против академика Рыбакова с лихим названием «Хилбудийщина» годы 7-го индикта названы ошибочные: 543, 558, 573 и 588. На самом деле на эти годы падает 6-й индикт. 1 сентября 544 г. византийской эры была смена 6-го индикта на 7-й. Таким образом, 7-й индикт падает на 544 и 545 годы, охватывая косвенное событие – прибытие Нарсеса в Константинополь с пленным Лже-Хилбудом, по которому нами по Таблице V в работе Льва Черепнина «Русская хронология», § 7. Индикты [27], определена дата сооружения надгробия Хилбуда с эпитафией – 28 ноября 544–545 года, 7-го индикта. Следует обратить внимание на сведения болгарского учёного, оставленные Семилетовым в форме недоумения. Иванов, ориентируясь на дату надгробия Хилвуда – 28 ноября, и дату Прокопия – 534 год, решил, что битва Хилвуда со славянами произошла 28 ноября 534 года. Однако на 534 год падает индикт 12-й, а 7-й индикт падает на 529 год. Семилетов недоумевает, но решения никакого не принял, поэтому эти сведения не вызывают интереса, они вне пределов дат Прокопия и периода времени прибытия Нарсеса в Константинополь с пленным Лже-Хилбудом. Интересным оказывается определение кенотаф – могила, не содержащая останков, сооружённая 28 ноября (544–545 гг.), 7-го индикта. У этой даты есть содержание, она обладает определённостью.
Если Хилбуд остался жив после жестокой битвы со славянами, в которой пали многие ромеи, то он принял решение не возвращаться ни в Империю, ни на родину, а, удержав при себе оставшихся в живых соотечественников, поселиться на левом берегу в низовьях Дуная. Дальнейшие события известны из рассказа летописца Нестора. «Идущю же ему опять (назад из Византии), приде к Дунаеви, и възлюби место, и сруби градок мал, и хотяше сести с родом своим (значит, служили Империи вместе с Хилбудом и члены его рода), и не даша ему ту близь живущии» (славяне, они знали, с кем имеют дело – Хилбуд воевал против них). Кий, по Нестору, вернулся «в свой град» – Киев. Но через 300 лет, в 864 году, киевские потомки трёх братьев уже не знали ничего определённого о судьбе своих предков, и на вопрос Аскольда и Дира: «Чий се градок?». Отвечали: «Была суть 3 братья, Кий, Щек, Хорив, иже сделаша градоко сь, и изгибоша („исчезли, пропали“) [6, 136, 349. – 6, 218], и мы седим, род их…»
Очевидно, что теперь необходимо принять решение относительно тождества Кия и Хилбуда. Нам как раз с руки содержание формулы Литаврина о предположении Рыбакова по поводу славянства Хилбуда. Но Рыбаков высказывал предположение и о тождестве Кия и Хилбуда. Поэтому мы в завершение нашей зарисовки, пользуясь отчасти словами Литаврина, принимаем такое решение: славянство Хилбуда и его тождество с Кием – «скорее закономерно, чем произвольно».
Не всё гладко, однако, и с «лингвофричеством» Рыбакова, русский язык, а с ним и греческий – на его стороне. При рассмотрении белорусского праздника «Комоедицы», отмечаемого в день весеннего равноденствия, 24 марта, он предложил простое и смелое решение: Комоедицы – праздник медведя. По-гречески комос – медведь. Но у его оппонентов мелькнула мысль: по-гречески «медведь» – арктур, откуда Рыбаков взял, что комос – медведь? Но русский язык и греческий снимают обвинение с Рыбакова. На Руси бурому медведю дано много бранных и почётных кличек: косматый, космач, мохнач, Михайло Иваныч Топтыгин [7, 311]. По-гречески «волос, волоса»; «волосатый»; а вот , «медведь, медведица; в том числе северный полюс, север» [3, 196, 729]. Таким образом, суждение Рыбакова позволяет предположить: благодаря тому, что русское косматый («косматый медведь») и греческое ком`eтес («волосатый») созвучные синонимы, была достигнута контаминация, смешение понятий из двух языков – русского косматый и греческого волосатый, в результате возникло новое слово – «Комоедицы», праздник медведя. По представлениям восточных славян, «медведь от Бога» – когда-то давно Бог сделал человека богом, а затем медведем, от которого пошли плодиться все медведи [7, 311].
Далее надо взглянуть на это дело со стороны события во время моей встречи с Борисом Александровичем у него дома в 1993 году. Я пришёл к нему с моим первым вариантом перевода «Слова о полку Игореве» и комментарием к нему. А произошло вот что. Представьте себе, я начинаю раздеваться, снимаю плащ, хозяин рядом, а его небольшая пёстрая собачка с большими вислыми ушами притаскивает мне из какого-то дальнего угла старый стоптанный тапок и кладёт у ног. И что?! Мне это ни к чему. Но Борис Александрович пристальнее и с возросшим интересом взглянул на меня. А когда я был готов пройти в комнату и сделал первый шаг, то увидел, что это домашнее животное тащит из-под дивана в мою сторону яблоко в зубах. Борис Александрович был озадачен и пояснил: это вам подарок. И с ещё большим удивлением добавил: вы первый гость, которого она так встречает. Я не разделял и не разделяю версию учёного о необходимости перестановки текста в одном месте памятника, потому, будто бы, что листы подлинника были перепутаны. Косвенным образом обнаружился и вопрос, есть ли у меня свежие идеи, подтверждающие его разыскания. Их не было. Дело стало клониться не в мою пользу. В этот момент его собака подошла ко мне и положила свою голову мне на левую голень. Состояние хозяина оставалось значительным, но озадаченным и ещё менее объяснимым. Он спросил, есть ли у меня его книга «Язычество Древней Руси». Ответил, что видел, но не купил, иначе сбились бы плановые расходы в тот день. Он встал и попытался найти на верхней полке книжного шкафа экземпляр книги для меня. Но не нашёл. Оказалось, что он уже все их раздал. Я стал собираться, ему тоже нужно было выйти с собакой. Когда уходил я от подъезда, почему-то оглянулся. Он и собака смотрели мне вслед. Сейчас думаю: в чём дело? Вспоминаю слова Гегеля по ходу его мысли о качествах людей. У него сказано, что главное в человеке – голос, по голосу можно сразу определить человека. А может, собака предвидела к тому же мою апологию Хозяина?