Царь девяти драконов
Шрифт:
«Это не гэ над головой размахивать, тут думать надо».
Кроме того удалось выбрать место для строительства новых хижин. Землянки для чжунов, конечно, хороши, но если есть возможность привнести нечто более новое и прочное — почему бы этого не сделать? Юншэн искренне считал, что Хучен должен сиять и процветать в любом своем проявлении. Даже в облике домов простых людей.
«Вот почему я сделал то, что сделал... они бы ни за что не привели земли
Погода выдалась тихая. Теплая и ясная. Судя по тому, что старые кости не ломило, будто стебли на свежем ветру, она таковой останется надолго. Поэтому ничто не прерывало сон главного советника вана.
На старческом лице играла умиротворенная улыбка, когда в полукруглую дверь покоев резко постучали.
С потрескавшихся губ сорвался сдержанный стон. Вялый, как дуновение сквознячка. Юншэн нехотя разлепил слезящиеся глаза и медленно сел. Сквозь широкое окно в комнату проникал утренний свет. Мягкий и нежный, он не тревожил взор. Из цветочного сада доносилось щебетание птиц. Запах цветов ласкал нюх и освежал голову. Слева в углу виднелась соломенная подстилка, на которой посапывал рыжеватый комочек.
— А тебе, мой старый друг, все нипочем.
Проведя скрюченной ладонью по лицу, Юншэн зевнул и буркнул:
— Я велел не беспокоить меня до обеда.
— Почтенный бо! — раздался тревожный голос по ту сторону двери. — Беда случилась!
— Какая беда может накрыть Хучен? — советник снова зевнул. — Небось опять с южных полей на крыс жалуются? Передай, что я посещу их на следующей неделе. Сегодня великий день и...
— Господин, посевы померзли!
Юншэн вздрогнул и тупо уставился на дверь.
— Что? — прохрипел он. — Ты съел слишком много чая сегодня по утру? До холодов еще несколько месяцев!
— Клянусь всеми предками, почтенный бо!
В речи слуги было столько ужаса, что советник невольно почувствовал мороз на затылке.
«Да как такое возможно-то? Явно чжуны что-то путают».
Облизав пересохшие губы, Юншэн уточнил:
— На каких полях?
— Везде, бо! — обреченно взвыл слуга. — На всех, на всех полях все вымерзло!
В последние годы сердце Юншэня билось тихо и медленно. То ли жизнь была спокойная, то ли старость брала свое. Но вот сейчас он услышал — оно зашлось, как в молодости. А отзвуки биения отдались в висках громким стуком. Советник опустил слегка дрожащие ноги на прохладный пол. Чистый, без намека на трещины. Четыре новые циновки, уложенные друг поверх друга, служили мягкой и удобной кроватью. Но Юншэн сейчас об этом даже не думал.
— Заходи, — прохрипел он.
Дверь распахнулась. Слуга, юноша шестнадцати лет, не успел ее придержать, и та с треском впечаталась в стену. Полетели кусочки глины. Зверек сонно пискнул и испуганно приподнялся на подстилке.
Юншэн глядел прямо в широко раскрытые глаза юнца и видел в них страх. И этот страх начинал передаваться ему. Он уже забыл это мерзкое липкое чувство. Последний раз советник испытывал его очень давно. Когда годы еще не оставили на волосах следов седины...
—
Слуга сцепил пальцы перед собой и стал лихорадочно мять их, будто пресс толчет зерно. Голос юноши подрагивал, когда он затараторил.
— Люди вышли на поля с первыми петухами и... и... рис стоял во льду. Вода покрылась морозной коркой. Посевы пшеницы к северу побиты... — юнец не справился с чувствами, дыхание перехватило.
Ощущая, как кровь начинает покидать лицо, Юншэн молвил:
— Я должен увидеть сам.
— Иней тает под лучами солнца, — залепетал слуга, — но люди говорят, посевы уже не спасти.
Советник резко поднялся. В спину вступило, в глазах потемнело. В голове взвился рой мыслей, подобный стае потревоженной мошкары. Но одну из них главный советник уловил надежно и крепко. Нельзя дать страху охватить слабые умы. Кто сеет панику, тот жнет бурю. Поэтому он должен лично убедить чжунов, что все хорошо. Даже если это не так. А потом переговорить с Лаоху.
— Приготовьте для меня гуаньцзяо, — прохрипел Юншэн, откашлялся и добавил уже уверенным голосом, — я выезжаю немедленно.
Слуга поклонился чуть ли не до земли и стрелой вылетел из покоев.
Из окна по-прежнему доносилось щебетание птиц и благоухающий аромат цветов. Солнечные лучи проникали в покои и согревали своим теплом. Но они не смогли растопить душу советника, на которой начинал скапливаться лед.
— Останешься сегодня дома, мой старый друг, — прошептал Юншэн, — не по душе мне это все.
Тот пробурчал что-то себе под нос и свернулся калачиком. Однако глазки-бусинки с тревогой посматривали на любимого хозяина. Зверек шкуркой чувствовал страх, исходивший от него. И он заставлял маленькое сердечко учащенно биться в груди.
***
Закусив нижнюю губу и прищурив глаза, Лаоху стоял возле окна зала приемов и смотрел на глиняные стены внизу, что обрамляли огромный сад с прудами и цветами всевозможных оттенков. Однако задумчивый взор не видел благоухающих красот и ярких переливов воды в рассветных лучах солнца. Взгляд терялся в пустоте. Правитель думал о своем. Пальцы левой руки непроизвольно выбивали дробь по доспеху.
Янь стоял в нескольких бу от повелителя. Почтительно склонив голову и вытянув руки вдоль тела, он выжидал, что скажет Лаоху. В зале повисла тишина. Со стены позади трона за всем молчаливо наблюдал огромный лик ху. В окружающем безмолвии выбиваемая по доспеху дробь была слышана особенно четко.
Наконец Лаоху молвил:
— До сих пор никаких вестей?
Янь едва заметно кивнул, хоть ван и не видел этого. Правитель продолжал взирать вниз.
— Да, светлейший бо. Гонцы с севера так и не объявились, но должны были еще несколько дней как назад.
— Я знаю, — сухо бросил Лаоху, дробь стала чуть громче, — нань Юн никогда раньше не подводил.
— Что-то стряслось, я уверен, — решительно ответил Янь и шагнул вперед, — благородный и верный Юн никогда бы не посмел подвести тебя.