Царь Федор. Трилогия

Злотников Роман Валерьевич

Сидевший в карете худенький галчонок, укутанный в тяжелую соболью шубу, моргнул своими удивительными глазами раз, другой, потом глубоко вздохнул и, опершись на мою руку, решительно выпорхнул наружу, после чего произнес по-русски, старательно выговаривая слова:

— Благодарю вас, ваше величество.

И вся толпа буквально взорвалась торжественными криками… А затем из соседней кареты вылез кардинал Джеронезе, легат папы и глава его посольства в эту дикую и населенную ортодоксами Московию.

Крики мгновенно стихли. Ибо это был именно тот еж, который и послужил резкому затиханию страстей во взаимоотношениях двух групп клириков Русской православной церкви. Дело в том, что самым серьезным препятствием на пути моего брака с французской принцессой, к моему удивлению, оказались вопросы веры. Ибо патриарх и церковь требовали непременного перехода моей супруги в православие, что было вполне объяснимо, ибо как иначе было провести церемонию

бракосочетания. Брак-то в этом времени был институтом сугубо церковным. А Ватикан категорически отказывался дать на то разрешение. Причем, скорее всего, это были происки англичан. Ведь их нынешний король Яков I был католиком, и другим вариантом бракосочетания для Генриетты Марии выступал сын Карл. Как раз тот, которого, если я не ошибаюсь, пытались освободить три престарелых мушкетера… ну или четыре, если быть точным. Вообще, англичане рассказывают о нем весьма прикольно, ну с эдаким английским юмором. Когда едешь по Лондону на экскурсионном двухэтажном автобусе, то сначала проезжаешь статую этого самого Карла, который смотрит на место своей казни, а затем и само место, о котором гид говорит, что, мол, вот на этом самом месте королю Карлу и отрубили голову, «после чего он довольно скоро скончался». Так вот, лаймы и принялись активно противодействовать этому браку, параллельно продолжая подсовывать Людовику XIII и его матушке горемычного королевского сынка. Но, на мое счастье, Людовик держался стойко, хотя ситуации это не спасало. Ибо идти против папы он не мог. И я понял, что этого престарелого римского стервятника надобно чем-то улестить… Ну или как минимум поманить. Так что я, перестав биться лбом об стену, осторожно поинтересовался: а что папа хочет? Папа восхотел ни много ни мало отпадения Московии от ортодоксальной ереси и, как минимум, присоединения ее к Брестской унии, а как максимум — и вообще полного окатоличивания. Глава Посольского приказа окольничий Власьев, докладывая мне об этом, страшно потел и дрожал… А я молча сидел, переваривая сказанное. Интересная у папы позиция. Как у ребенка: «Хочу вот это. — Невозможно, сынок. — А тогда я не буду есть кашку… ы-ы-ы…» Интересно, а перед папами хоть когда-нибудь вставал такой интересный и довольно полезный методологический вопрос «Что можно хотеть?», являющийся едва ли не ключевым для любого политика?..

— Вот, значит, как они… — задумчиво произнес я.

Власьев совсем побледнел и рухнул на колени.

— Прости, государь…

— Брось, Афанасий, ты-то тут при чем?

— Дак ведь мои ж уста такое тебе предложили! — с мукой в голосе простонал Власьев. — Веру православную предать!

Я боднул Афанасия злым взглядом.

— Надеюсь, там, в Риме, ты ничего такого не ляпнул?

Власьев вздрогнул, а затем глухо прошептал:

— Смолчал я, государь… ну… знаючи, что ты завсегда говоришь… ну ежели тебе хочется кого послать по матушке или в морду дать, то этого делать не след. Лучше умильную рожу скорчить и сказать, что… мол… я… это… доведу сие до сведения моего государя. Вот и в этот раз я оно… так же.

— Молодец, Афанасий, — совершенно искренне восхитился я своим главой Посольского приказа. Нет, недаром я начал давать приказным дьякам придворные чины, хотя из-за этого бояре на меня оченно коситься начали. Заслужили! — А теперь встань и слушай. Мы с тобой сделаем так…

На следующий день Власьев отправился в Рим с моим письмом, в котором я в крайне расплывчатых выражениях сообщал, что теоретически в этом нет ничего невозможного (ну да… теоретически-то оно, конечно, да в мире вообще мало чего невозможно теоретически-то). Более того, я сам об этом уже задумывался. Уж больно, мол, мне хочется войти в число «европейских государей». Ну типа Европа стоит мессы не меньше, чем Париж. А также сие свершение должно изрядно облегчить расширение западныхграниц государства. Ну и так далее… Но вот так просто взять и принять католичество или даже унию мне никак невозможно. Нужно некое основание, некий повод, толчок. Так вот, почему бы папе не организовать этот толчок, прислав в Москву вместес посольством, что будет сопровождать мою невесту, и некую миссию для участия в богословском диспуте между католиками и православными? По итогам которого и будет принято судьбоносное решение…

И папа клюнул. Ну еще бы! Во-первых, все было логично. Ну действительно, не может же православный царь-надежа, да еще возгласивший в самом начале своего правления такую козу «латинянам», вот так, с бухты-барахты, взять и стать ярым католиком. А вот выгоды от принятия католичества вроде как также были буквально на ладони. И если царь московитов не полный дурак и умеет считать, то именно так он и должен думать. Во-вторых, у папы шансов проиграть диспут практически не было. Сказать по правде, подготовка православного духовенства по теологической части в настоящий момент заметно уступала католическому. Тех уже сто с лишним лет активно

«тренировали» протестанты. Так что у папы имелись просто блестящие кадры великолепных полемистов и теологов, которые способны были буквально порвать противников. Мы же на их фоне пока смотрелись откровенно слабо, ибо по большей части варились в собственном соку, предпочитая просто запрещать и «не пущать». А грекам приходилось шибко отвлекаться на противодействие мусульманству… Ну, может, и не все было так однозначно, но общая тенденция была именно таковой. Без всякого сомнения. Поэтому единственным вариантом, при котором папа не получал желаемого, ну пусть не полностью, но хотя бы в какой-то мере, был только прямой обман с моей стороны. Но тут уж папе предлагалось либо рискнуть и при удаче заполучить роскошный приз — Московию, либо совершенно отказать от риска и при этом совсем незначительно поддержать Стюарта, но зато испортить отношения с Бурбонами. Так вот Григорий XV решил рискнуть…

— Рад приветствовать вас, ваше высокопреосвященство, на нашей земле, — вежливо обратился я к нему на латыни.

А в ответ получил опять же на русском:

— И я рад, сын мой, тому, что ты сумел наконец обратить свои очи к подлинному свету, источаемому Святым престолом. — С этими словами кардинал осенил меня крестным знамением по латинскому канону и протянул руку для поцелуя…

Э-э-э нет, не так шустро, ваше высокопреосвященство. Я не сделал ни малейшего намека на то, чтобы хотя бы чуть преклонить голову, не говоря уж о том, чтобы подойти к руке, и несколько демонстративно покосился на тут же угрожающе загудевшую толпу.

Сразу после того, как стало известно, что цареву невесту сопровождает целый сонм священников-латинян, среди простого народа возникла утихнувшая было за долгие годы сытой и мирной жизни злость по отношению к католикам. Причем на отношении ко мне это отчего-то никак не отразилось, хотя по идее именно я не только пригласил их в Москву, но еще и предложил им выступить, чего уж тут юлить, с пропагандой собственной веры. Все отчего-то непоколебимо считали, что это-де некий трюк и что царь-батюшка решил снова собственноручно и, так сказать, публично отлупить латинян, как он уже это сделал в самом начале своего царствования. (И ведь, блин же, оказались правы! Нет, недаром говорят — народ хрен обманешь…) Возможно, именно оттуда же взялись истоки слухов, что и на этот раз латинян возглавляет могущественный колдун, якобы посланный из самого Рима сидящим там на престоле антихристом… Но после того, как всего-то пятнадцать лет назад я уже «расправился» с одним колдуном, да еще каким, ведь его могущество было «подтверждено» бедствиями, которые он «сумел» наслать на Святую Русь, — народу теперь сам черт был не брат. Разговоры о прибывающих латинянах обычно заканчивались засученными рукавами и угрожающей ухмылкой. Типа пусть, мол, едут — ужо встретим. Как будто с колдовством можно было справиться врукопашную…

Но кардинал оказался не робкого десятка, он лишь гордо вскинул породистую голову и обвел толпу надменным взглядом.

— Я думаю, ваше высокопреосвященство, вам лучше сесть в карету и проследовать в Кремль, не покидая ее. Я выделю вам необходимую охрану, — мягко предложил я, подумав, что, похоже, мне очень повезло с папским легатом. Пожалуй, я не мог бы подобрать лучшего, даже если бы имел возможность хоть как-то влиять на выбор. Этот кардинал своей спесью и высокомерием изрядно облегчит нам борьбу. Вот только окажется ли этого достаточно…

— В этом нет необходимости, сын мой, — высокомерно ответил кардинал, — Господь сам защитит своих верных слуг.

— Тогда пожалейте хотя бы лошадей, ваше высокопреосвященство…

Позже этот мой ответ оказался очень популярным в большинстве светских салонов Европы. Особенно в протестантских странах. Уж не знаю, какую великую мысль вся эта светская шушера в нем обнаружила, но повторялась эта фраза регулярно и по разным поводам, неизменно сопровождаемая смехом…

В этот момент из третьей кареты буквально выпрыгнул юный француз, укутанный почти до ноздрей в соболиную шубу. Это был брат моей невесты, сопровождавший ее в этом нелегком и долгом путешествии к жениху, — Гастон, герцог Орлеанский, коему еще и предстояло быть одним из судей на предстоящем всем нам богословском диспуте. Несмотря на то что он был всего лишь на год старше своей сестры… Вообще-то французское посольство, сопровождавшее мою принцессу, насчитывало почти три тысячи человек, и его возки и сани все еще продолжали выезжать из леса.

— Ваше высочество, — с легким поклоном поприветствовал я еще одного моего высокопоставленного гостя, делая незаметный знак толмачу, поскольку юный герцог явно собирался поприветствовать меня некой развернутой речью. А я, повторюсь, был слишком слаб во французском, чтобы вести подобную беседу.

— Приветствую вас, сир! — возбужденно начал мальчишка. — Должен вам сказать, у вас очень, очень обширная страна. Хотя и чрезвычайно слабо заселенная. Но эти леса… должно быть, у вас весьма знатная охота!