Царь Горы, Или Тайна Кира Великого

Смирнов Сергей Анатольевич

— Поднимайся, варвар! Здесь тебе нет места.

Ни одна рука не протянулась помочь мне. Я стал чужим. Поднявшись, я увидел, что комната пуста и в углу, около темного прохода, лежит варварское одеяние. Я облачился и по очень узкому подземному ходу вышел прямо за Южные ворота города, которые в ту пору еще назывались Фини­кийскими. Отойдя на несколько шагов, я услышал шорох за спиной и, оглянувшись, увидел, что ход уже заткнут огромным камнем и совершенно незаметен.

Если бы мне полагалось когда-нибудь вернуться и продолжить свою службу у Скамандра, то мой путь из варваров в эллины вновь пролегал бы через гробницу. Мое возвращение в Милет затянулось на три с половиной десятилетия. По обычаям

школы я все еще не эллин. Но я считаю, что уже давно прошел через вторую гробницу, которую хитроумный Скамандр приготовил мне некогда в Пасаргадах.

Как правило, Посланникам не положено знать тех лю­дей, которые обратились к Скамандру с просьбой оказать услугу, и тем более — их истинных намерений. Каждый из Болотных Котов, отправленных в дорогу, удовлетворяет свое любопытство в меру своей догадливости.

И вот, сидя со свитками в Дамаске, я пришел к за­ключению, что смерть предводителя персидского племени будет на руку не кому иному, как только самому мидийскому царю Астиагу.

Из писаний я узнал, что у царя Астиага была дочь по имени Мандана. Много лет назад царю привиделся страш­ный сон: его дочь присела в дворцовом саду помочиться и в одно мгновение испустила из себя такое количество жидкости, что во всей Азии начался настоящий потоп, а царский дворец и вовсе исчез под волнами мочи. Царь в своем сне стал захлебываться, замахал руками и, свалившись со своего широкого ложа, больно ударился боком об яш­мовую ступень. Он тут же призвал своих жрецов, которые у мидян именуются магами, и потребовал растолковать сон. Маги переговорили между собой и сказали царю:

— Повелитель, радуйся! Дитя, рожденное твоей доче­рью, обретет в недалеком будущем такое могущество, что будет править всей Азией.

Царь Астиаг поразмышлял над этой «радостной вестью» и, как говорят, устрашился. Когда Мандана выросла и ей пришла пора выходить замуж, царь решил не отдавать ее за какого-либо мидянина, имевшего высокое происхожде­ние. В горных окраинах его царства обитали родственные мидянам племена персов. Персы говорили на одном с ми­дянами языке, а правили ими люди из рода Ахемена. И вот Астиаг надумал выдать свою дочь за Камбиса, который приходился двоюродным братом тогдашнему правителю персов, Аршаму, и отличался очень кротким нравом. Этот Камбис, унаследовав власть от своего отца, Куруша Пер­вого, сам отказался от тиары в пользу своего родича. Астиаг решил, что человек столь нечестолюбивый и, значит, по­корный подходит ему в зятья как нельзя лучше. Надо сказать при этом, что мидяне хоть и признавали персов за своих, но смотрели на них сверху вниз, как на бедных родствен­ников.

Едва в царском дворце Эктабана сыграли свадьбу, как мнительного Астиага поразил новый сон. Он увидел, как из чрева Манданы быстро вырастает огромное пло­довое дерево и его ветви раскидываются над всей Азией. Маги-снотолкователи вновь «обрадовали» своего пове­лителя.

— Царь! — сказали они.— Недалек тот день, когда сын твоей дочери станет властелином самой великой на земле державы!

Астиаг же испугался, что младенец, едва появившись на свет, свергнет его с трона, что во дворце уже теперь зреет заговор против него, и надумал погубить младенца.

Он повелел держать Мандану под стражей. Но перед тем, как несчастной Мандане разрешиться первенцем, ему привиделся третий сон: огромное, выросшее до небес дерево было подрублено по его приказу, но стало падать прямо на него. Астиаг проснулся в ужасе.

Маги, увидев своего повелителя вконец растерянным, совещались долго.

— Царь! Не пристало тебе страшиться своего потом­ства! — сказали они,— Да и что подумают о тебе наши со­седи, твои родственники в Лидии и Вавилоне? Ведь ты уже поступил мудро, отдав дочь за безвольного и низко­родного

человека. Таким же станет его родной сын. Пусть он вырастет и правит своими далекими горами и долинами. Уверяем тебя, он не позарится на твой трон. Живи спокойно и долго, великий царь. А там будет видно.

С тех пор минуло уже три десятилетия. Маги не ошиб­лись. По крайней мере на этот срок. Царь Астиаг бла­гополучно правил и здравствовал, а его внук, именем Куруш, или Кир, что в переводе на эллинский означает «пастырь», тихо пас свой маленький народец на самом краю его царства.

«Верно, царю Астиагу наконец привиделся четвертый сон,— подумал я.— Хуже всех предыдущих, раз уж он за­думал убить своего внука чужими руками».

Оставалась еще одна загадка. Если отец Кира отказался от правления в пользу своего брата, у которого тоже был сын, то каким образом власть вернулась к самому Киру? Свитки об этом умалчивали. От арамеев, побывавших в Персиде, я также не добился ясного ответа. Я думал, что в этой истории и скрыта разгадка того, почему Астиаг ре­шил-таки покончить со своим кровным престолонаслед­ником.

Постарался я узнать побольше и про обычаи персов. В пору моей юности этот народ был совсем не богат и не носил никаких украшений. Персы ходили в простой ко­жаной одежде, кожаных штанах и плотной глухой обуви, скрывающей всю ступню, а иногда и всю голень. Все муж­чины со дня совершеннолетия считались воинами, равными между собой. Персы прекрасно владели копьем и луком. Коней в то время у них было немного. Кони принадлежали наиболее знатным воинам, которые, несмотря на свою ма­лочисленность, считались на Востоке прекрасными наезд­никами.

Своих детей персы — и знатные и простые — учили с малолетства переносить тяготы самой суровой походной жизни, как бы воскрешая тем самым память об очень да­леких и славных временах, когда их предки двигались с севера к местам нынешнего обитания. Отцы внушали сы­новьям, что для мужчины нет ничего позорнее того, как лгать и делать какие-либо долги. Больше всего меня по­разило, что персы не устраивают рынков и вообще прези­рают всякую торговлю.

Узнав обо всем этом, я подумал, что такому гордому и простодушному народу никогда не суждено по-настоящему обогатиться или удержать под своей властью хоть какую-нибудь часть чужой земли, если им удастся ее за­хватить.

Персы не любили держать рабов. В сопредельных стра­нах они захватывали пленных, селили их на особо отве­денных наделах и заставляли работать. На таких наделах трудились и их соплеменники, подпавшие под какую-либо повинность. Жили персы также разведением скота и охотой в своих горных лесах.

Чтобы нечаянно не проронить слово, считающееся у персов дурным, а также избежать какого-либо предосуди­тельного поступка или жеста, я читал и подробно расспра­шивал знающих людей о верованиях этого племени вар­варов и о богах, которым оно поклоняется.

У них, как и у мидян, было два добрых божества — верховные братья Митра и Ахурамазда. Злой бог, виновник всех земных бед и несчастий, был один. Его, создателя змей, жаб и насекомых, звали Ариманом.

Более всего мидяне и персы поклонялись в ту пору богу Митре — устроителю порядка и справедливости на земле, «великому выпрямителю дорог». Бог Митра по­велел своим народам говорить только правду и запретил лгать. Но, судя по всему, мидяне во главе со своим царем уже давно отклонились от этой заповеди. Их царство стало похоже на остальные богатые страны. Нам, элли­нам, Зевс Вседержитель не запрещает скрывать правду, если это нужно для личного или общественного блага. Что же касается мидян, то либо сам Митра должен был вскоре отказаться от них, либо они — от своего верхов­ного бога. В обоих случаях их ждало наказание. Так я думал и оказался прав.