Царь Грозный
Шрифт:
На время затихли, старательно работая челюстями. Стал слышен разговор за соседним столом. Там тоже сидели трое, но все были русские. Оглянувшись, Харитон едва заметно поморщился – кромешники. Здешние особо не баловали, никто бы им не позволил, все же от Москвы и государя далеко, нашли бы свой конец за первым же кустом, и никто не узнал бы, по какой такой надобности в болото вдруг угодили. Но все же не любили их в Вологде.
Кроме иностранцев да вот этих опричников, в кабак ходил мало кто, потому
Один из сидевших пробасил:
– Ты, Василий, зря женку дома оставил, надо было с собой брать.
– А куда? – вскинулся тот. – Жить негде же.
– Как в Москве надо было – какой дом приглянется, тот в опричнину брать, всех вон, а самому селиться…
Кромешники засмеялись. Харитона передернуло от этих слов, но что он мог возразить? Не его спрашивают. Только понял для себя, что вот этим можно все, захотят – и дом заберут. А семье, что в нем жила, куда? Невольно обернулся.
Длинный нескладный опричник, видно, тот самый Василий, заметил его взгляд, недобро усмехнулся:
– Чего зыришь?
Белый не выдержал:
– А людям куда идти?
– А хоть куда! – с видимым удовольствием захохотал второй. Знали свою безнаказанность, им и убийство не грех! – А вот захотим, и твой дом отберем для Васьки!
Харитону бы испугаться, но он в ответ только усмехнулся, верил, что не дадут свои в обиду:
– Кишка тонка!
Кромешник встал в полный рост, и без того красное лицо его медленно наливалось багрянцем, глаза становились белыми:
– Кишка?!
Василий тоже подскочил, вцепился в рукав товарища, запричитал-зауговаривал:
– Да ладно, Федор, ладно. На что мне его дом?
Был Василий длинным, каким-то тощим и нескладным, опричный черный балахон висел на нем, глаза испуганно перебегали с лица Федора на Харитона и на всех вокруг, словно призывая помочь удержать товарища от расправы над купцом. Видно, недавно в опричнине, не привык еще к расправам. Харитон тоже встал. Они были с опричником одного роста и стати, и тому и другому хватало силушки уложить нескольких, не поморщившись.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но перед Белым вдруг выскочил англичанин, стараясь закрыть его собой:
– Это мой челофек! Мой! Я мастер Англия! Нельзя трогат!
Опричники хорошо знали наказ Скуратова: англичан не трогать! С сожалением попыхтев, Федор мрачно пообещал Харитону:
– Я с тобой еще встречусь без этих…
А Василий уже тащил его вон из кабака. Но Федор оставлять поле стычки не собирался, дернул плечом, отчего его хилый товарищ чуть не отлетел в сторону, и громко объявил:
– Мы тут хозяева, а эти вот, – он кивнул на англичан, – только гости!
И вдруг в его башке, видно, что-то щелкнуло и родилась злорадная мысль, вылившаяся в угрозу
– А ты не изменник ли, с англичанами якшаться? На дыбу не желаешь?
Сидевшие еще за одним столом кромешники напряглись сразу, как разгорелась ссора, а теперь, видно, предчувствуя забаву, бросили еду и подтянулись ближе. Их глаза горели любопытным злорадством. Понимая, что может и не уйти отсюда добром, Харитон все же выпрямился и с вызовом глянул на кромешников:
– Я не изменник! К аглицким мастерам приставлен государем, когда он здесь бывал. А тебе не след государевых людей задевать…
Федор фыркнул:
– Мы сами государевы люди!
Но сказано это было уже тише. Он, видно, что-то про Харитона понял, связываться не стал. И Василий тоже принялся уговаривать:
– Да плюнь ты на него, Федь, пусть себе…
А вот третий опричник, до того сидевший молча, вдруг вошел в раж:
– Ишь какой! У нас и не такие важные на дыбе висели!
Англичанин потянул своего товарища и Белого вон из кабака:
– Нам лучше пойти отсюда…
– Твоя правда, – тяжело вздохнул Харитон, понимая, что добром такая перепалка не кончится.
На улице он поинтересовался у своего спасителя:
– Джон, а как же ты не испугался?
– Я? – подивился тот. – Почему я должен бояться этих дудней?
– Дурней? – поправил его Белый.
– Глупцов, – согласился тот. – Нет, не боюсь, если всех бояться, то к чему ехать так далеко? Мы у вашего государя на работе, дело делаем, он нас щитить будет…
– Защищать?
– Наверное.
«Ой ли?» – почему-то подумалось купцу, но он постарался отбросить ненужные мысли вон, прав англичанин, кромешники оттого и не боятся, что все боятся их. Не может быть, чтоб на них управы не было, не может государь вот так просто, как рассказывают, посылать на дыбу своих верных слуг!
Шел Белый домой, уговаривал сам себя не верить рассказам тех, кто в Москве недавно бывал. Очень хотелось справедливости, хотелось верить в то, что государь попросту не ведает, что творят его слуги, но мысль сверлила неотступно: может, все может быть на Руси.
Вологда гуляла Масленую. В праздники бог весть куда деваются бедность и беда, казалось, что остаются одни богатые и развеселые люди. На Масленую каждый веселится запоем, если бы гуляли не неделю, а месяц, то потом многие не знали бы, на что прожить остальные одиннадцать! Заздравным чашам теряли счет, но не только из-за их количества, а еще и потому, что к концу дня мало кто был в состоянии попросту считать…
Перед Великим постом все старались наесться блинков со всякой всячиной, точно можно было набить брюхо и напиться про запас. Шурин Харитона Степка Сивый вздыхал: