Царь Ифритов

Руднева Мария

Впрочем, Лабар, разгадав, кажется, мысли царевича, провел его по всему двору, и дал увидеть кованую дверь, что вела из сада за пределы дворца. И хотя прошли они только мимо нее, успел царевич Эшиа увидеть, что была та дверь на замке, и охранял ее мрачный стражник с острой саблей наизготовку. Ни о чем не спросил Лабар, и ничего не сказал ему царевич Эшиа, и продолжили они свою странную прогулку, и только и говорил Лабар что о цветах и деревьях. И, наконец, когда утомился царевич Эшиа слушать о деревьях и цветах, сказал он, что не против отправиться уже

в постель. Лабар немедленно показал ему проход на галерею и отвел в его покои. Царевич Эшиа пропустил Лабара вперед и закрыл дверь, и подумал только, что, как бы не тревожил его царь Ямайн и странный его дворец, должен он хорошенько сегодня отдохнуть и набраться сил.

На следующий день царь Ямайн решил их досуг таким образом: объявил царевичу Эшиа, что намерен вместе с ним отправиться в бани. Царевич Эшиа был удивлен таким предложениям, но из вежливости согласился, потому что понимал, что невежливо было бы отказать.

Про бани царства Ямайн он был наслышан с детства – от деда. Царь Эшиа бесконечно удивлялся и восхищался любовью жителей страны Ямайн к публичному мытью. По его словам, это было одним из самых важных актов взаимодействия между людьми Ямайна.

В стране Эшиа же бань никогда не было и не могло быть. Многие века в ней культивировалось одиночество и неприкосновенность во всех вопросах, включая гигиену, поэтому во дворце было бесчисленное множество купален, равно как и в богатых домах. Бедняки же предпочитали банные дни в водах горных рек и соленого моря, и всегда в одиночестве. Поэтому с детства слушал с удивлением истории о стране, в которой есть целые огромные помещения, где мужчины собираются вместе, и моются вместе, и дышат горячим влажным воздухом – как будто это спасало их от множества хворей, что приносил сухой ветер пустыни. Конечно, вино лилось рекой, и красивые наложники приносили сладости – без этого удовольствие не могло считаться полным.

Царь Эшиа рассказывал также, что подобные места есть и для женщин, и что только женщины имеют право входить туда, и что прислуживают им тоже женщины. А еще в его воспоминаниях часто всплывали красивейшие мозаики, устилавшие стены и пол.

Вот мозаики-то и привлекали внимание царевича Эшиа, который совершенно не рад был необходимости снимать одежду в публичном месте, но отказать царю Ямайну не мог. Но он уже успел вдохновиться красотой мозаик во дворце и надеялся, что в банях сможет найти красоту не меньшую.

Между тем от царя Ямайна не укрылось смущение гостя, и тот поспешил заверить его, что в банях не будет никого постороннего, кроме них, и что царевичу Эшиа некого будет стесняться с непривычки. Царевичу ничего не оставалось, как ответить согласием, и про себя вознести мольбу Ар-Лахаду, чтобы не пришлось провести в банях дольше нескольких часов.

Царевич, конечно, предпочел бы светлым днем прогуляться по городу или изучить дворец, но вместо этого проследовал за царем Ямайном в царский паланкин.

Паланкин был огромен. Сшитый из

тяжелого белого бархата, он был украшен золотом и держался на золотых перекладинах. Его несли на плечах четыре мускулистых наложника, на которых почти не было одежды, еще двое вышагивали перед палантином и расчищали дорогу от зевак. Казалось, половина города собиралась у дворцовых ворот, чтобы пронаблюдать за каждым выездом царя.

Царь Ямайн был стар и покидал дворец редко, и тяжело ему было ходить своими ногами. Поэтому и сделали для него восхитительный этот паланкин, в котором прекрасно хватало места для двоих. Поэтому царевич Эшиа, чуть помедлив, ступил на золотую ступеньку и шагнул внутрь паланкина, где уже возлежал на мягчайших подушках царь Ямайн.

В нос Эшиа ударил запах благовоний, он опустился на подушки и увидел блюдо со сладостями и вино, уже разлитое по кубкам.

Палантин едва ощутимо тряхнуло, когда наложники подняли его на плечи и плавно понесли, и царевич поежился. Никогда прежде не приходилось ему еще передвигаться на чем-то подобном, тем более, когда использовался труд подневольных людей.

Он слегка приоткрыл занавес палантина и выглянул на улицу. Палантин медленно проносили между резными створками кованых ворот, и на улице уже поджидала толпа, одетая в простые белые ткани. При виде палантина толпа разразилась криками восторга, приветствуя своего царя.

Царевич Эшиа подумал, что их радость от вида Ямайна, собравшегося в баню, было бы более трогательна, если бы не плотный ряд стражи с длинными копьями, выстроивши

й

ся перед ними живым ограждением. Время от времени копье опускалось и поднималось вновь, и выкрики из толпы становились более активными и веселыми.

Эшиа закусил губу и вернулся вглубь палантина. Царь Ямайн же как будто не заметил его реакции, поглощенный сладкими пирожными, которые цеплял с блюда серебристой вилочкой.

– И тебе следует угоститься, царевич Эшиа, – сказал царь Ямайн, рукой с вилочкой указывая на роскошное блюдо. – Этим сладостям нет никакого сравнения во всех Царствах. Мои повара используют тайный ингредиент, благодаря чему имеют эти пирожные такой вкус и такую сладость.

Царевич Эшиа подцепил пирожное и отдал должное его вкусу, подтвердив, что ничего подобного ему еще пробовать не доводилось.

– И ты, мой царь, конечно же, не расскажешь мне тайну этих сладостей? – с улыбкой спросил он, вознамерившись сдерживать при царе свой нрав и не говорить ему больше грубостей.

– Безусловно, не скажу, – усмехнулся царь Ямайн и отпил вина из украшенного камнями кубка. – Тогда это перестанет быть такой сокровенной тайной.

– Неудивительно желание сохранить эту тайну, – ответил царевич Эшиа. – Но отчего, мой царь, эти сладости можно попробовать только в твоей стране? Отчего не отсылаешь ты их с караванами в страны, что расположены по эту сторону Белой Пустыни? Отчего в царстве Эшиа ни разу не доводилось мне испробовать их, хотя приходишься ты нам любимым соседом?