Царь Иисус
Шрифт:
Попрощавшись со всей семьей за воротами города, Иисус отправился в Храм. Старик с гноящимися глазами, стороживший Восточные ворота, узнал его и сказал с заискивающей улыбкой:
— Добро пожаловать, просвещенный Иисус из Назарета! Я ждал тебя сегодня. У меня к тебе просьба. Рассуди беспристрастно двух моих постоянных посетителей по одному очень интересному месту в Законе. Каждый из них клянется, что прав, и они даже заключили пари.
— Непристойно заключать пари о Законе. Кроме того, я не книжник.
— В самом споре нет ничего непристойного, а
— Милостью Божьей, — торопливо ответил Иисус. — А кто сегодня будет говорить?
— Учителя Академии.
— Тогда не лучше ли им избрать судьей главу Академии?
— Я ждал тебя у ворот, потому что они умоляли, чтоб ты был их судьей.
Иисус едва сдержал желание попросить старика заниматься своими делами. Он сразу догадался, что дело нечисто, однако вспомнил, с каким терпением просвещенный Гиллель судил даже самые простые споры, когда его просили об этом, а один раз не побрезговал спором, в котором стороны заключили пари.
— Я сделаю, о чем ты просишь, — с неохотой проговорил он.
Старик провел его в мрачную комнату, выходящую окнами на Двор язычников, и сказал высокому, глуповатому на вид левиту, глазевшему в окно:
— Побудь с этим отроком, брат, пока я поищу людей, о которых тебе говорил.
— Разве я не дал слово, что рассужу спор? — возмутился Иисус.
Но старика уже и след простыл. Тогда он повернулся к левиту.
— Судя по твоему платью, господин, ты принадлежишь к левитам Храмовой стражи. Это комната стражников?
Левит молча кивнул.
— Странное место для диспута.
Левит еще раз важно кивнул, потом сказал:
— Очень странное! — И он опять надолго замолчал. — Ты должен сказать правду. Для тебя же лучше, если ты все расскажешь и возвратишь, что взял. Начальник стражи не очень строгий. Ты ведь знаешь, он сам занимается мальчишками.
— Ничего не понимаю. Кто этот улыбающийся старик, который привел меня сюда?
— Этот? Офний-жаба. Он всегда улыбается. Разве не тебя упустили в праздник кущей? Ты обокрал Мелеагра-менялу и затерялся в толпе.
Иисус рассмеялся.
— Меня не было в Иерусалиме во время праздника кущей.
— Это ты так говоришь! Ладно. Ну, а что ты натворил?
— Меня еще ни в чем не обвинили. Этот человек остроумно пошутил со мной. Разреши, я пойду?
— Мне приказано тебя сторожить.
Тут вернулась стража, делавшая утренний обход Храма.
— Кто этот мальчишка? — спросил начальник стражи.
— Его привел Офний, мой господин. Начальник стражи нахмурился.
— Ты случайно не сын Иосифа из Еммауса? — спросил он.
— Мой отец когда-то жил в Еммаусе. Его зовут Иосиф, сын Илии. Теперь он живет в галилейском Назарете.
— Да, правильно. Мне очень жаль, но мы должны тебя арестовать.
— Господин, сюда идет Офний со свидетелями, — сказал левит.
Вошли первый и второй книжники в сопровождении молодого мужчины с чернильницей, висевшей у него на поясе. Четыре драхмы скользнули из руки первого книжника в руку Офния, и, ухмыляясь, он возвратился
Второй книжник явно чувствовал себя неловко.
— Ты понимаешь, господин, — сказал он, — мы не хотим, чтоб это дело стало достоянием гласности. Мы не хотим скандала. Ты не мог бы предоставить нам какую-нибудь комнату?
— Пожалуйста, ученый муж.
Когда Иисуса привели в другую комнату, начальник стражи ласково сказал ему:
— Ты уже не ребенок и кое-что знаешь из Закона. Иисус поклонился.
— Тебя величают Иисус, сын Иосифа из Назарета, прежде из Еммауса, и его жены Мариам?
— Да.
— Ты всегда жил с ними?
— С самого рождения. Я родился в Вифлееме-Еф-рафе.
— Почему там?
— Мой отец повез мать в Вифлеем, когда ей подошел срок рожать. Он из дома Давидова, поэтому хотел, чтоб я родился на земле его предков. В том году умер царь Ирод, а я родился за четыре месяца до его смерти.
— Кто родители твоей матери?
— Ее отец — Иоаким из Кохбы, наследник. Он умер в бедности, но состоял в Храмовой страже.
— Ты хорошо читаешь?
— Да, с помощью Создателя.
— Тогда читай!
Это был лист, вырванный из книги казначейских записей, с брачным контрактом, подписанным Иосифом, сыном Илии из дома Давида и колена Иуды, родившимся в Еммаусе, и Симоном, сыном Боефа, первосвященником и опекуном Мариам, дочери жителя Кохбы Иоакима-наследника и его жены Анны. Документ датирован десятью месяцами до рождения Иисуса, однако получение десяти шекелей отмечено четырьмя месяцами позже. И там же была приписка совсем мелкими, еле заметными буквами: «Не хватает полшекеля».
Писец сказал, что приписка сделана рукой тогдашнего первосвященника.
— Запись совершенно необычная, правда, я нашел все-таки запись о недостающем полшекеле. Он был послан из Александрии самим первосвященником уже после его смещения царем Иродом. Это на другой странице. Запись сделана через месяц после смерти царя Ирода.
Иисус побледнел и спросил:
— Вы думаете, мой отец Иосиф не был мужем моей матери до того, как она родила его сына?
— Его сына или не его… — ответил начальник стражи. — Я сам наводил справки. Твоя мать вроде была похищена разбойниками сразу после подписания контракта и пробыла у них месяца три. Наверно, это объясняет, почему Иосиф поначалу не хотел вносить последние полшекеля. Ладно, мальчик, не хочу тебя огорчать, но я должен действовать по Закону. Есть правило, придуманное не мной, а Моисеем, которое я должен исполнять. Ни один человек, рожденный вне брака, не имеет права ступать на священную землю Храма. Наказание — смертная казнь. Ты пришел сюда по неведению. Я вижу, что по неведению. Поэтому я никому ничего не скажу, хотя первосвященник Анна должен об этом знать. Но пока ты не докажешь, что ошибся в дне своего рождения или что родился в законном браке, я не могу пускать тебя в Храм. Ты слышишь, я не называю тебя незаконнорожденным и не имею права делать это, потому что не знаю в точности, когда ты родился.