Царь Каменных Врат
Шрифт:
— Не все так думают.
— Мир полон глупцов, — бросил Ульрик. — Я сражался против Бронзового Князя — он был славный воин и редкостный человек. Его одолевали сомнения, но он победил их. Он боролся со мной на стенах Дрос-Дельноха, располагая лишь жалкой горсткой людей, и я полюбил его за это. Он был боец и мечтатель — это большая редкость среди людей.
— Значит, ты встречался с ним?
— У них был еще воин — старый Друсс. Мы называли его. Побратимом Смерти. Когда он пал, я велел отнести его тело в свой стан, и мы возложили его на
— Безумный шаг! — сказал Тенака. — Ты мог бы захватить и его, и всю крепость.
— А ты бы взял его в плен, Тенака? Тенака поразмыслил и сказал:
— Нет.
— Вот и я не взял. Поэтому не беспокойся за своих предков. Пусть глупцы скалят зубы — на то они и глупцы.
— Я не умер? — спросил Тенака.
— Нет.
— Тогда как я оказался здесь?
— Ты спишь. Эти гнусные Храмовники затащили сюда твой дух, но я помогу тебе вернуться.
— Что это за место и почему ты здесь?
— Сердце отказало мне во время войны с Вентрией, и я попал сюда. Это Пустота между мирами Истока и Темного Духа. Ни тот, ни другой не потребовал меня к себе, вот я и существую здесь вместе с моими сторонниками. Я всегда поклонялся только своему мечу и своему разуму — теперь я за это расплачиваюсь. Но я терплю — ведь я мужчина.
— Больше того — ты легенда.
— Легендой стать нетрудно, Тенака, — трудно жить с этим.
— Можешь ли ты предсказывать будущее?
— Отчасти.
— Добьюсь ли я... добьемся ли мы с друзьями успеха?
— Не спрашивай меня. Как бы я того ни желал, я не могу изменить твою судьбу. Это твой путь, Тенака,
и ты должен пройти его до конца как мужчина. Для этого ты и рожден.
— Я понял тебя, повелитель. Мне не следовало спрашивать об этом.
— Спрос не беда, — улыбнулся Ульрик. — Теперь закрой глаза — тебе пора вернуться в мир живых.
Тенака проснулся. Была ночь, но его костер пылал все так же жарко, а сам он был укрыт одеялом. Тенака со стоном повернулся на бок и приподнялся на локте. По ту сторону костра сидел Ананаис в блестящей при свете пламени маске.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил гигант.
— Хорошо. Отдых — как раз то, в чем я нуждался.
— Боль прошла?
— Да. Принес ты какой-нибудь еды?
— Конечно. И напугал же ты меня недавно. Побелел как смерть, и пульс почти не бился.
— Теперь все хорошо.
Тенака сел, и Ананаис бросил ему полотняный мешочек с вяленым мясом и сушеными фруктами. Они молча поели. Водопад сверкал при луне словно алмазы на черном бархате. Наконец Ананаис сказал:
— Четыреста легионеров согласились примкнуть к нам. Декадо говорит, они не обманут — его монахи будто бы прочли их мысли и отвели только троих. Двести решили вернуться к Цеске.
Тенака протер глаза.
— И что же?
— О чем
— Что случилось с теми, кто решил вернуться?
— Я отпустил их.
— Ани, друг мой, я снова здесь. Все в порядке. Говори же.
— Я приказал перебить их в устье долины. Это было необходимо, иначе они рассказали бы о том, сколько нас тут.
— Это и так известно, Ани: Храмовники наблюдают за нами.
— Пускай — зато в недалеком будущем к нам явится на двести человек меньше.
Снова настало молчание. Ананаис приподнял маску и осторожно потрогал воспаленный шрам.
— Да сними ты ее, — сказал Тенака. — Пусть кожа проветрится.
Ананаис, помедлив, вздохнул и снял маску. В красном отблеске огня он казался каким-то страшным демоном. Голубые глаза впились в Тенаку, словно отыскивая у него на лице какие-нибудь признаки отвращения.
— Расскажи мне о сражении, как ты его видел, — сказал Тенака.
— Все шло как задумано. Я остался доволен людьми Райван, а ее сын Лейк — просто находка. Черный тоже дрался хорошо. Он превосходный воин. Будь у меня год, я создал бы из этих скодийцев новый «Дракон».
— Но у нас нет года, Ани.
— Я знаю. От силы месяца два.
— Больше нам таким способом не победить, Ани.
— У тебя есть какой-то план?
— Есть, только тебе он не понравится.
— Если в итоге нам светит победа, мне что угодно понравится, — заверил Ананаис. — Ну, так что же?
— Я хочу привести сюда надиров.
— Ты прав — мне это не нравится. Честно говоря, твой план смердит, как тухлое мясо. Если Цеска плох, то надиры еще хуже. Боги, приятель, — с Цеской мы по крайней мере остаемся дренаями. Рехнулся ты, что ли?
— Это все, что нам остается, мой друг. У нас здесь около тысячи человек. Скодию нам такими силами не удержать — нас сомнут при первой же атаке.
— Послушай меня, Тани! Ты знаешь, я никогда не ставил тебе в вину твое происхождение. И любил тебя крепче, чем брата. Но надиров я ненавижу больше всего на свете, и в этом я не одинок. Никто здесь не станет сражаться бок о бок с ними. Ну, положим, приведешь ты их сюда — что будет потом, когда мы победим? Они что, тихо-мирно отправятся к себе домой? Дренайская армия будет разбита, хозяевами страны останутся они — и мы окажемся перед лицом новой кровавой войны.
— Я на это смотрю по-другому.
— И каким манером ты хочешь провести их сюда? Через горы дорог нет, даже сатулийские перевалы тут не помогут. У всякой армии, идущей с севера, есть только один путь — через Дельнох, и даже сам Ульрик не сумел войти в его ворота.
— Я попросил Муху взять Дрос-Дельнох.
— Нет, Тани, ты и правда рехнулся! Это хлыщ и трус, ни разу не бывавший в бою. Когда мы спасали ту селянку, он лежал, зарывшись носом в траву. Когда мы встретили Басурмана, он остался с женщинами. Когда мы обсуждали вчерашнее сражение, он трясся как осиновый лист, и ты велел ему сидеть в городе. И он-то должен взять Дельнох?