Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле
Шрифт:
(Отечественный исследователь истории Смуты А. И. Смирнов в своей книге о восстании Болотникова сообщает следующее: «Третьяка Юрлова называет в связи с движением “царевича” Петра и “Карамзинский Хронограф”, из текста которого видно, что после убийства Лжедмитрия I, Третьяк Юрлов примкнул к казакам»2. Но тут возникает вопрос, почему Юрлов, будучи столбовым дворянином, посланным царём Димитрием за помощью к казакам на Волгу и Дон, оказался предводителем у терских казаков? Возможно, ответ на этот вопрос и приоткрывает “Карамзинский Хронограф”?)3.
А в Путивле воинские и посадские люди подняли восстание против Шуйского. В начале XVII века Путивльский полк был немалым, в нём числилось 338 человек, вооружённых огнестрельным оружием (100 конных детей боярских, 138 конных казаков и 100 стрельцов). Мало того, путивльские посадские
Сам Путивльский воевода князь Григорий Петрович Шаховской – один из зачинщиков восстания не единожды говаривал, де «царь Димитрий жив есть, а живет в прикрытии: боитца от изменников убивства». Путивличи верили князю-воеводе. Избрали они своим предводителем сотника из Епифани Истому Пашкова. В помощь Истоме поставили явившегося из Самбора казачьего атамана Ивана Болотникова. Ходили слухи, что Болотников самолично видел в Самборе спасшегося царя Димитрия и привёз от него грамоту, запечатленную «красной государевой печатью». Да и сам Болотников поведал, что де не раз бывал во дворце в Самборе и беседовал с человеком, который назывался царём Димитрием. Тот часто появлялся в монашеском платье, подробно рассказывал о своём царствовании на Москве и своём «чудесном спасении». Опасаясь врагов, тот человек тайно уходил и скрывался в местном латинском монастыре. Наконец, он снабдил казачьего атамана грамотой с царской печатью и отправил его ко князю Шаховскому в Путивль. Теперь Пашков и Болотников готовились к походу на Кромы.
Весть эта стремительно разнеслась по южным городам России. Путивль поддержали: Чернигов, Новгород-Северский, Рыльск, Стародуб, Кромы, Курск, Елец. Повстанческое войско, ещё в прошлом году получившее хорошее вознаграждение и распущенное по домам царём Димитрием, сохранило свой костяк и оружие. Возродилось оно в считанные дни. Служилые воинские люди, узнав о том, что на Москве произошёл переворот, сами добровольно стали стекаться к Путивлю. Вероятно, туда же из-под Валуёк или от Царёва-Борисова двинулись и отдельные отряды служилых людей из соединения воеводы Фёдора Шереметева, которое царь Димитрий направил на юг (для совместного похода на Азов) ещё в ноябре 1605 года. Никто не верил, что царь Димитрий убит. Служилый люд поднялся, чтобы восстановить на Москве законного государя.
Одно из воеводских донесений южных городов в Разрядный приказ в начале лета 1606 года звучало так: «Собрались украинных городов воры-казаки, и стрельцы, и боярские холопи, и мужики, а побрали себе в головы таких же воров – епифанца Истому Пашкова со товарищи».
Ещё одним важным центром сопротивления Шуйскому стал Елец. Древний город этот был немалой крепостью у границ со степью. Уже с начала XIII века Елец являлся «воротами» в Дикое поле. К началу XVII века в Елецком полку насчитывалось около тысячи сабель и копий. Под рукой Елецкого воеводы верхоконными были 150 детей боярских и 600 казаков. Все эти конные были вооружены как холодным, так и огнестрельным оружием. Остальная часть полка – 250 человек стрельцов и пушкарей. Немалое профессиональное воинство! Готовясь к наступлению на Азов, царь Димитрий приказал укрепить Елец и сосредоточил там немалые запасы продовольствия и оружия. И вот в июне 1606 года Елец восстал против Шуйского. С первых дней восстания ельчане постарались заручиться поддержкой вольных казаков. Их гонцы, посланные «на вольные реки», собрали там несколько тысяч бойцов.
После годичного перерыва Гражданская война в России вспыхнула с новой силой.
Владыка Филарет привёз обретенное в Угличе, в Москву спустя три дня после венчания на царство Василия Шуйского. «Новый царь» и бояре отправились пешком, чтобы встретить обретенные мощи «царевича». Встреча произошла на Ярославской дороге под Москвой. Духовенство и толпы народа сопровождали Шуйского и бояр. «Новый царь» настоял, чтобы инокиня Марфа также встречала гроб с останками «сына». В Подмосковье стоял солнечный, но прохладный июньский день. Дул лёгкий восточный ветерок. Тополя, клёны и берёзы оделись розово-зеленеющей дымкой молодых листочков. Попахивало древесной смолой, печным дымом. На деревах ещё весело щебетали и пели птицы.
Когда гроб подвезли к толпам встречающих, Филарет и духовенство отслужили короткий молебен. Боярство, служилый люд и простонародье стояли без шапок и творили крестное знамение. На лицах людей читались тревога, задумчивость,
Чтобы спасти положение, царь Василий возгласил, что обретенное во Угличе и есть мощи царевича Димитрия. Народ безмолвствовал. Едва Шуйский замолчал, по его сигналу гроб с мощами спешно закрыли. И тут глухой ропот пронёсся по толпе. В боярского царя и в бояр полетели камни. Стража заработала плетьми, отыскивая бунтовщиков. Стрельцы из царской охраны стали перехватывать бердыши. Недовольство также быстро улеглось, как и вспыхнуло. Процессия после некоторой заминки проследовала в Скородом, оттуда – в Белый город, затем в Китай-город и вышла на Троицкую (Красную) площадь. Гроб с мощами на некоторое время оставили на Лобном месте. Народ с трепетом подходил туда и кланялся в пояс. Немногие осмеливались преклонить колена и коснуться гроба устами или челом.
Через день гроб перенесли в Архангельский собор для всеобщего поклонения. На мощах сменили одежду. На грудь убиенному отроку положили орешки. Но народ не забыл о том, что Василий Шуйский ещё год назад с небольшим клялся, что Димитрий сам зарезал себя нечаянно, играя ножичком в «тычку». А ведь самоубийца по канонам Церкви не мог быть объявлен святым…
Незадолго до этих событий иерархи Церкви пытались заглушить слухи о знамениях над останками убиенного царя Димитрия. Высшее духовенство первоначально также отнеслось и к чудесам у гроба убиенного отрока. Люди старшего поколения хорошо помнили, что устами патриарха Иова Церковная иерархия – «отцы и священство» выразили полное согласие с выводами следствия, проведённого Василием Шуйским о нечаянной смерти царевича ещё в 1591 году, отметив, что «царевичю Дмитрию смерть учинилась Божиим судом». Но уже в первый день у благоухающих мощей в Архангельском соборе произошли исцеления больных и немощных. Исцеления продолжились и на второй день. Десятки больных людей непроизвольно оказались выздоровевшими. При каждом новом чуде по городу звонили во все колокола. Трезвон продолжался несколько дней. Паломничество в Кремль стало походить на разлив реки в половодье. После 6 июня в храмах Москвы приходские священники стали читать грамоты о чудесах нового святого – объявленного по велению Шуйского «царевичем Димитрием Углицким». Но вскоре один тяжелобольной умер у гроба с мощами отрока. Народ засомневался и заволновался. Царь Василий Шуйскийа велел закрыть Архангельский собор.
После этих событий владыке Филарету по настоянию Шуйского было отказано в чине метоблюстителя патриаршего престола. Владыка был отослан в Ростов Великий. Вместо Филарета Шуйский вызвал в Москву Казанского митрополита Гермогена – упрямого и несговорчивого владыку. Старый митрополит был ровесником царя Иоанна IV и пережил четырёх царей. В своё время Годунов побаивался его. Шуйский же прочил Гермогену место патриарха.
Владыка Гермоген под давлением Шуйских и их сторонников был избран патриархом на «соборе» только 3 июля. На этом же «соборе» невинного Игнатия признали виновным. Единственным обвинением в его адрес на «соборе» было отсутствие «священных рукоположений» при интронизации4 (с середины XV века до середины XVII века существовала русская традиция, согласно которой, если епископа возводили в митрополиты или патриархи, то над ним совершали повторную архиерейскую хиротонию. Канонически это священнодействие не было оправданным. Отсутствие повторной хиротонии и явилось обвинением в формулировке Собора 1606 года).
По пути в Ростов в начале июля Филарет остановился в Троице-Сергиевой обители. Владыку принимали сам наместник и келарь монастыря.
В настоятельских покоях после вечерней службы неярко горели свечи и теплились лампады пред образами. За большим столом с широкой дубовой столешницей сидели трое: владыка Филарет, наместник обители отец Киприан и келарь Авраамий. Они вели негромкий разговор меж собою. Троицкие монахи с почтением расспрашивали владыку о событиях во Угличе и в Москве, со вниманием выслушивали всё, что вещал Филарет.