Царь нигилистов 2

Волховский Олег

— Армия Наполеона была освободительной?

— Умница Никса, схватываешь на лету. Конечно освободительной, ты что не знал? Великая армия французов несла свободу по всему миру, а по дороге даже отдельным счастливым выдавала конституции, Испании, например. А кончилось это тем, что великая освободительная армия европейских держав под предводительством царя царей Александра Павловича спасла Париж от орд презренного корсиканского узурпатора. Я правильно излагаю?

— Как ты так можешь? Сначала с одной точки зрения, а потом сразу с другой.

— Учись, пока я жив, — сказал Саша. — В жизни пригодится.

Но суть не в этом. Для того, чтобы увидеть суть надо подняться куда-то в облака к Господу, а не государю. А увидим мы, что война противна человеческой природе, как противно ей насилие, грязь и кровь. Как противна ей смерть, запах пепелища и трупный смрад. Человек любит спать и жрать, любит семью свою и дом, и добро свое, нажитое непосильным трудом, верной службой или изворотливой торговлей. Только в нем еще есть искра божия, что освящает все. И чтобы примирить его с войной нужна именно она — эта самая искра, нужно великое моральное оправдание, великая цель, великая жертва. И тогда все остальное зайдет: и грязь, и кровь, и запах смерти. И для этого музыка, стяги, братство и молитвы. И кадящий смерти полковой поп.

— Ты хочешь сказать, что моральное оправдание обман?

— Обман, конечно.

— А если на нас нападут? Что будем делать без армии?

— Да кто полезет на такую махину? Наполеоны повывелись.

— Откуда ты знаешь? Один до сих пор у власти.

— Ладно, не повывелись. Я и не предлагаю тебе армию распустить. Просто не увлекаться округлением границ. Кого мы там на Кавказе освобождаем?

— Защищаем. Русских от набегов местных диких племен.

— Понятно, а дикие племена, что по этому поводу думают?

— Не знаю. Знаю, что делают: убивают русских, захватывают в плен и обращают в рабов.

— Ладно, надо изучать вопрос. А в Средней Азии мы кого от кого освобождаем?

— Наших пленников. Там тысячи русских рабов, в Бухаре до сих пор невольничий рынок.

— Как они туда попадают?

— С приграничной линии Сибирской и Оренбургской губерний. Пленных захватывают из станиц и деревень: крестьян, рыбаков, солдат, казаков.

— А миром дело решить? Выкупить?

— Нет, Саша. Никому еще не удалось с ними об этом договориться. Надежда только на силу оружия. Наш граф Перовский, генерал-губернатор Оренбургской губернии, принимал все это близко к сердцу. В Отечественную войну в плену у французов его чуть не расстреляли. Так что каждый раз посылал казачьи разъезды и конные команды преследовать похитителей. Но ничего не помогало. Они возвращали сотню пленных и захватывали вдвое больше. Тогда терпение его кончилось, и он решил захватить Хиву и сменить там хана. Дедушка поддержал. И тогда, в результате похода, удалось вернуть четыре сотни человек. Для их встречи на берегу Урала были накрыты роскошные столы, и каждого из невольников граф встречал сам в парадной форме и, расцеловав, усаживал за стол.

— Очень красиво! — сказал Саша. — А сколько наших погибло в походе?

— Больше, — признался Никса.

— Во сколько раз?

— Саша! Ну, это же не арифметика! Это про твою любимую свободу. И это не все. Мы несем культуру азиатским народам. Ты же не считаешь их культуру равной европейской. Кто говорил, что свет с Запада?

— Свет с

Запада, — сказал Саша. — И да, как не странно, мы для них Запад. Несем цивилизацию. Бремя белых, понимаю. Да, я не считаю «Коран» равным Евангелию, адат законам, а шариат — конституции, но культуру не приносят на штыках. Точнее принести-то можно, но ее скорее возненавидят, чем ей проникнутся. Мы все равно не ассимилируем народы других культур.

— Туда сейчас лезут англичане. Не мы — так они.

— В Афганистан лезут?

— Да.

— Они там увязнут, если попытаются оккупировать. Эту страну еще никому не удавалось захватить. А нам там делать нечего.

— Была резня англичан в Кабуле. Они убили английского посланника и пронесли голову по всему городу.

— Очень на них похоже. Когда это было?

— В 1841-м. Потом была резня по всему Афганистану.

— А англичане?

— Собрались с силами, снова взяли Кабул, но не остались там. Заключили мирный договор с эмиром.

— Может так и надо? Не пытаться оккупировать, а договориться. Не удержим мы их все равно.

— Хорошо, что пап'a этого не слышит, — заметил Никса.

— Папа у нас почти замечательный. Ну тормозит немного, ну, пребывает в плену стереотипов, ну не просекает исторических закономерностей, ну, видит не слишком далеко вперед. Но всё-таки не совсем слеп. И про войну все поймет, если ввяжется в большую. Насмотрится на раненых в госпиталях, услышит их стоны, увидит мертвых на полях сражений — и все поймет. Но будет поздно. Поймет. Но не переживет.

— Когда ты пророчествуешь, становится страшно, — сказал Никса.

— Ну, так! — хмыкнул Саша. — Не зря же пророков убивали, Истина — не самая приятная вещь.

Николай закашлялся.

— Так! — сказал Саша.

— Да все в порядке.

— Для кого-то, может, и в порядке. Здесь вино можно достать?

— Не ожидал от тебя.

— Можно подумать, здесь есть нормальные лекарства!

— Вино — это к Мамонтову, — сказал Никса.

— Ага! Значит, не я первый.

Черноглазого живого кадетика, который обзывал Остроградского «хохлом» Саша нашел во время обеда.

— Будет сделано, Ваше Высочество, — сказал он. — Какое?

— Красное. Тихое. Да хоть молдавское.

— Ваше Высочество, вы уверены?

— Уверен. Это кощунство из французского глинтвейн варить. Чем хуже вино, тем лучше из него глинт. Главное уложиться в пять рублей.

— Сколько бутылок?

— Вообще это для цесаревича. Но, чтобы никому не было обидно, штук пять. Уложимся?

— С молдавским уложимся.

И Саша дал себе зарок дома проверить цены по табличке Гогеля. И с ними честность кадета Мамонтова.

— Еще нужны пряности, — добавил Саша. — Черный перец, корица и гвоздика. И сахар или мед.

— Найду, — сказал Мамонтов.

И Саша отсчитал деньги, с тоской осознав, что всех сбережений осталось 90 копеек.

— Как бы нам сделать так, чтобы до Гогеля с Зиновьевым не дошло…

— Второй кадетский корпус, — улыбнулся Мамонтов.

— Гениально! Условный противник.

И Саше вспомнились байки о том, как во время гражданской войны в США враги по вечерам устраивали совместные посиделки, а утром вставали и шли сражаться друг с другом дальше.