Царь Павел
Шрифт:
Наступила томительная, неловкая пауза. Никто не знал, что же теперь надо делать!
Первым, как и всегда, оправился от смущения хладнокровный Беннигсен. С методическим спокойствием и тщательностью он принялся осматривать комнату. Тут было двое дверей, кроме той, в которую они прошли; одна из дверей вела в помещение императрицы, другая — в кладовую, где хранились знамена и оружие. Беннигсен сейчас же распорядился запереть двери в апартаменты Марии Федоровны и вынести знамена и оружие.
Это как бы пробудило императора из его остолбенения. Он схватил саблю, лежавшую на стуле возле кровати, замахнулся ею и крикнул:
— Что
Саблей он чуть не задел князя Зубова. Это привело Зубова в ярость, и он крикнул:
— Что нам нужно? Вы арестованы!
— Разве я могу быть арестован? — изумился Павел.
В это время в коридоре послышался дикий вой и грохот, и на пороге показался генерал Татшвили с заговорщиками.
Увидев их, Павел вновь взмахнул саблей. Задетая резким движение лампа упала и потухла. Наступил мрак.
Луна слабо светила, и это был единственный свет в комнате. Было едва видно, как Татшвили кинулся на государя.
Беннигсен закричал:
— Ваше величество, не пытайтесь защищаться, иначе мы не отвечаем за вашу жизнь!
Но император сумел вырваться и вскочить. Тогда Татшвили, Аргамаков и Зубов кинулись на него, свалили на пол, и Павел, падая, изо всей силы ударился головой об угол мраморного стола.
Беннигсен выбежал в соседнюю комнату, чтобы достать свечу.
Когда он вернулся, государь был мертв.
— Боже мой, что вы наделали! — раздался испуганный голос Палена, внезапно вошедшего в спальню.
Не дожидаясь ответа, он выбежал из комнаты и направился к великому князю Александру Павловичу.
При известии о смерти отца великий князь побледнел и затрясся.
— Ведь вы же обещали сохранить ему жизнь!
— Ваше величество! — торжественно ответил Пален. — Сейчас не время предаваться скорби. Надо поспешить с присягой. Я уже распорядился…
— Но что же будет с бедной матушкой…
— Я сейчас отправляюсь к ее величеству.
На пороге Пален столкнулся с Беннигсеном.
— Его величеству уже все известно. Благоволите последовать за мной к ее величеству императрице Марии Федоровне.
В эту ночь императрица спала особенно крепко.
Но при входе Ливен — любимой статс-дамы — она сразу проснулась.
— Что случилось? — встревоженно спросила Мария Федоровна.
— Его величество только что почил в Бозе от поразившего его удара.
— Нет! — вскрикнула государыня, вскакивая с постели. — Его убили! Убийцы! Где он? Ведите меня к нему!
Кое-как одевшись, государыня бросилась к спальне покойного государя, но ее не пропустили. В этот момент она встретилась с Паленом и Беннигсеном, и они обратились к ней с просьбой соблаговолить проследовать в комнату его величества императора Александра, который сейчас отправится в Зимний дворец для принятия присяги от высших государственных чинов и хотел бы выслушать сначала присягу из уст возлюбленной матери.
Императрица безмолвно последовала за Паленом и Беннигсеном в комнату сына. Кое-как выговорив слова присяги, она истерически заплакала.
Император Александр подбежал к ней, обнял, усадил в кресло и со слезами в голосе сказал:
— Не плачь, мама, ты разрываешь мне сердце! Что же делать, случившегося не исправить… Но право же, так для отца лучше. Править он не мог, а жизнь царя, лишенного трона, была бы ему не под силу. Мама, мама,
— Я оплакиваю не государя, Александр, — сквозь слезы ответила Мария Федоровна, — я плачу о Павле Петровиче, о человеке редкой души, редкой сердечной доброты… Он заблудился на государственных путях, это — правда… Но как же ему было не заблудиться, когда он был один, когда его никто не хотел понять? Быть монархом очень трудно, Александр, ты сам это теперь узнаешь, а быть неразгаданным монархом… Ах, Александр, Александр, да избавит тебя Господь от такого ужаса!.. И после мучительной жизни такая смерть!.. Бедный, бедный Павел, бедный неразгаданный монарх!
Документальное приложение
Воспоминания участников цареубийства 11 марта 1801 года
Записки Н. А. Саблукова
На днях мне пришлось перечитывать «Историю России» Левека, в которой говорится о разногласии в мнениях, существующих до настоящего времени относительно Лжедмитрия, причем меня особенно поразила скудость сведений об этой замечательной эпохе в смысле показаний современников и очевидцев. А между тем сам Левек утверждает, что такие показания имеют чрезвычайную важность для истории, так как одни только очевидцы могут засвидетельствовать правдивость тех или других исторических фактов.
Я сам был очевидцем главнейших событий, происходивших в царствование императора Павла I. Во все это время я состоял при дворе этого государя и имел полную возможность узнать все, что там происходит, не говоря уже о том, что я лично был знаком с самим императором и со всеми членами императорского дома, равно как и со всеми влиятельными личностями того времени. Все это, вместе взятое, и побудило меня записать все то, что я помню о событиях этой знаменательной эпохи, в надежде, что таким образом, быть может, прольется новый свет на характер Павла I, человека, во всяком случае, незаурядного.
Смею думать, что читатель не поставит мне в вину, если в течение этого повествования мне не раз придется говорить о себе лично, про многих из моих друзей и про полк, в котором я служил. Подробности эти я привожу лишь как доказательство правдивости моего повествования, которая только и может придать настоящий интерес этому рассказу.
В эпоху вступления на престол императора Павла I мне было двадцать лет; я был в чине подпоручика конной гвардии, прослужив перед тем в том же полку два года унтер-офицером и четыре года в офицерском чине. Перед тем я много путешествовал за границей и был представлен ко многим дворам как в Германии, так и в Италии, вследствие чего много вращался в высшем обществе как в России, так и в чужих краях. Отец мой держал открытый дом, в котором собирались запросто многие министры и дипломаты, вследствие чего, несмотря на мою молодость, я уже достаточно был подготовлен к пониманию текущих политических событий. К этому надо прибавить, что, будучи вообще хорошо знаком с несколькими иностранными языками, я живо интересовался политическими вопросами и с особенным вниманием читал газеты.