Царь призраков

Геммел Дэвид

Вот о чем думал Гвалчмай, когда охотничья кавалькада выехала из замка во главе с Эльдаредом и его двумя сыновьями – Кэлем и Моретом.

Король так и не оправился от смерти Алайды. Он редко смеялся, а оживал лишь на охоте, была ли она на диких зверей или на людей. А для второго в те кровавые дни поводов у него находилось предостаточно: саксы и юты бесчинствовали на юге, а ладьи северян волчьими стаями забирались далеко по глубоким рекам Восточного края. Вдобавок – налеты мелких Кланов и племен, так и не признавших за римско-британскими вождями права

властвовать над исконными землями бельгов, исениев и кантиев.

Гвалчмай прекрасно понимал их точку зрения: он же сам был чистокровным кантием и родился на расстоянии броска камня от Призрачных утесов.

А теперь он стоял и смотрел, как знатные всадники скрываются за лесистым холмом, а потом пошел в отведенное королевским дружинникам помещение за конюшнями. Его взгляд впивался в дейчестерцев, толпившихся у харчевни, и тревога в его душе все росла.

Особенной любви между ними и здешними дружинниками не наблюдалось, хотя перемирие в общем и те и другие соблюдали: ну, сломанный нос, ну, вывихнутая кисть, однако чаще дело обходилось без стычек. Но сегодня Гвалчмаю чудилось странное напряжение в воздухе, непонятный блеск в глазах дружинников Эльдареда.

Он вошел в залу. И увидел всего двоих: Викторин и Карадок бросали кости, и римлянин проигрывал – легко и весело.

– На выручку, Гвалч! – позвал Викторин. – Спаси меня от моей глупости.

– Еще не родился человек, которому такой подвиг по плечу.

Гвалчмай направился к своей постели, где лежали его скатанные одеяла. Из них он извлек ножны с гладием, мечом римских легионеров, и пристегнул их к поясу.

– Ждешь чего-то? – спросил Карадок, высокий жилистый белы.

– А остальные где? – ответил Гвалчмай вопросом на вопрос.

– В деревню пошли. Там ярмарка началась.

– Да утром же, – ответил Викторин, присоединяясь к разговору. – Что случилось?

– Пока ничего, – сказал Гвалчмай. – И, Митра свидетель, я очень надеюсь, что и дальше ничего не случится. Только вот в воздухе попахивает бедой.

– А я ничего такого в нем не чую, – возразил Викторин.

– Так ты же римлянин! – вставил Карадок и тоже извлек меч из скатки.

– Спорить с парой невежественных варваров я не стану, но вы вот о чем подумайте: если мы начнем расхаживать с мечами на боку, то можем раздразнить их, а потом нас же обвинят в нарушении духа перемирия.

Гвалчмай выругался и сел.

– Ты прав, друг. Так что же ты посоветуешь?

Викторин, хотя и был моложе остальных, пользовался уважением среди королевских дружинников. Он был надежен, храбр и умел думать. Да и воспитанная в нем римская дисциплинированность удачно уравновешивала буйную несдержанность британцев, служивших королю.

– Сам толком не знаю, Гвалч. Пойми меня правильно: я ведь не отрицаю твои особые способности. У тебя нюх на ловушки, и людей ты видишь насквозь.

Раз, по твоим словам, что-то не так, голову прозакладываю, ты не ошибаешься. По-моему, спрячем мечи под туниками и прогуляемся по замку. Может, дейчестерцы все еще злобствуют,

что Карадок победил в метании ножей и забрал их денежки.

– Навряд ли, – возразил Карадок. – Мне, наоборот, показалось, что они что-то уж слишком спокойно с этим смирились. Я тогда же подумал: что-то тут не так. И даже спал, не снимая руки с кинжала.

– Не будем забегать вперед, друзья, – сказал Викторин. – Встретимся тут через полчаса. Если попахивает опасностью, так мы все ее почувствуем.

– А если да, тогда что? – спросил Карадок.

– Ничего, не делай. Если сможешь, просто уйди.

Смири гордость.

– Такого от мужчины требовать нельзя! – возразил белы.

– Так-то так, мой непоследовательный друг. Но если стычки не избежать, пусть ее начнут дейчестерцы.

Король будет очень недоволен, нарушь перемирие ты.

И может всю шкуру с тебя спустить.

Гвалчмай подошел к окну и распахнул деревянные ставни.

– Думаю, оружие нам прятать ни к чему, – сказал он негромко. – Дейчестерцы все вооружены.

Викторин подхватил свою скатку.

– Забирайте свое снаряжение – и за мной! Быстро!

– Десяток их бежит сюда с мечами в руках, – сказал Гвалчмай, отпрянув от окна. Он поднял скатку и последовал за своими друзьями к грубо сколоченной деревянной двери в конюшню. Обнажив мечи, они вошли в конюшню и захлопнули дверь. Быстро оседлали трех лошадей и выехали во двор.

– Вон они! – раздался чей-то крик, и воины бросились наперерез всадникам.

Викторин ударил лошадь каблуками и галопом ворвался в толпу. Одни шарахнулись в сторону, другие растянулись на булыжнике. Три друга пронеслись под бревенчатой аркой ворот и оказались среди заснеженных холмов.

Они не проскакали и мили, когда в ложбине на берегу замерзшего ручья увидели трупы своих товарищей. Королевские дружинники были вооружены только ножами, но по меньшей мере одиннадцать из семнадцати были сражены стрелами, остальные пали под ударами мечей и боевых топоров.

Три всадника остановили лошадей. Спешиваться не имело смысла. Они молча смотрели на лица друзей и просто собратьев по оружию. У кряжистого дуба валялся труп Аттика, канатоходца. Снег вокруг испещряли пятна крови, свидетельствуя, что лишь ему одному удалось ранить нападавших.

– Троих, не меньше, – сказал Карадок, словно читая мысли своих друзей. – Ну да Аттик был прохвост крепкий. Так что теперь, Викторин?

Молодой римлянин помолчал, оглядывая горизонт.

– Король, – сказал он негромко.

– И малый! – воскликнул Гвалчмай. – Юнона сладчайшая! Мы должны найти их и предупредить.

– Они мертвы, – сказал Викторин, снял бронзовый шлем и уставился на свое отражение. – Вот почему дружинников заманили в ловушку, а короля; пригласили на оленью охоту. Только они-то устроили охоту на царственного оленя. Мы должны вернуться в Кэрлин и предостеречь Аквилу.

– Нет! – вскричал Карадок. – Такое предательство нельзя оставить безнаказанным!

Викторин уловил боль в глазах бельга.