Царь призраков
Шрифт:
В наступившей тишине Утер попятился от трупов; страшная тоска тисками сжала его.
– Он мне нравился, – прошептал принц, глядя на мертвого Магрига. – Он был, хорошим человеком.
Почему он решился на такое?
Бригант отвернулся, пожимая плечами. Сейчас было не время говорить о Круге Жизни, о том, что поступки человека неизбежно приводят к расплате. С той самой минуты, когда Утер в ярости убил Коррина, Прасамаккус ждал минуты, когда пинрэйцы попробуют отомстить.
Это было столь же неизбежным, как приход ночи на смену дня.
– Почему? – повторил Утер.
– Этот мир безумен, –
Они вышли из холодной каменной комнаты и медленно спустились во двор. Там ждал Дегас, примерно сорок беременных женщин и одна успевшая стать матерью. Некоторые женщины плакали, но это были слезы облегчения. Два дня назад в темницах Серпентума их было заперто шестьдесят.
– Странная крепость! – сказал Дегас, невысокий, но могучего телосложения легионер. – Есть еще трое ворот, но они никуда не ведут – за ними только чернота и лютый холод. А совсем недавно вдруг исчезли все фонари и статуи. Ну все! Осталась только сама крепость, но по стенам уже пошли трещины.
Он еще не договорил, как надвратная башня начала оседать.
– Надо уходить, – сказал Утер. – Люди все здесь?
– Да, все римляне, но твоя охрана?
– Они не придут. Надо поскорее увести женщин.
Стена у них за спиной покачнулась, огромные камни заскрипели друг об друга, начали смещаться, пока легионеры помогали женщинам встать и выводили их из пасти ворот. Когда они все оказались на равнине, Дегас оглянулся.
– Матерь Митры! – воскликнул он. – Смотрите!
Мощная Железная крепость превращалась в пыль, утренний ветер колыхал густые ее облака. Из леса выбегали легионеры, их приветственные крики оглашали ночь. Легионеры подхватили Утера и на плечах понесли его в лагерь. Когда над равниной взошло солнце, крепость исчезла. Теперь там виднелось только большое кольцо черных камней. Утер оставил Северина и остальных, подошел к выходу из лагеря и посмотрел на лагерь пинрэйцев, окутанный тишиной. Подчиняясь порыву, он покинул защиту валов и один направился туда, где сидели вожди пинрэйцев. Они угрюмо поглядывали на него, а некоторые потянулись за оружием. Сидели они в круге, а сзади стояли воины, словно на арене.
Утер мрачно улыбнулся.
– Завтра, – сказал он, – я покину Пинрэ. И теперь в нашей победе нет радости. Несколько дней назад мне пришлось убить человека, которого я считал своим другом. Сегодня я убил другого, которого уважал и думал, что он возглавит вас, когда я уйду. – Он обвел взглядом лица перед ним. – Я явился сюда помочь вам, и у меня нет желания править вами. Моя родная земля далеко отсюда. Коррин Рогер умер, потому что не мог совладать с ненавистью в своем сердце; Магриг умер, потому что не мог поверить, что в моем сердце ненависти нет. Сегодня вечером вы должны выбрать нового вождя – царя, если хотите. Ну а я больше никогда сюда не вернусь.
Ни слова не было произнесено, но их ладони уже не лежали на рукоятях мечей. Утер смотрел на них – на Бальдрика, с которым отправился в горы на поиски магического камня. В глазах Бальдрика была только холодная злоба. Рядом сидели Хогун, Кэрл и Рьял.
Они не сделали ни единого движения, но их ненависть не смягчилась.
Утер печально побрел в лагерь. Еще совсем недавно, возвращаясь с Бальдриком, он рисовал себе их поклонение. Теперь,
Загадка для Мэдлина…
У входа его встретил Прасамаккус, и принц похлопал его по плечу.
– Ты тоже меня ненавидишь, мой друг?
– Нет. И они – нет. Они боятся тебя, Утер; они боятся твоей силы и твоей доблести, но больше всего они боятся твоего гнева.
– Я не испытываю гнева.
– Но испытывал в ту ночь, когда убил Коррина.
Это было кровавое деяние.
– Ты думаешь, я поступил не правильно?
– Он заслуживал смерти, но тебе следовало собрать людей Пинрэ, чтобы они его судили. Ты убил его слишком холодно и велел выбросить его тело воронью.
Гнев у тебя взял верх над рассудком. Вот чего не мог простить Магриг.
– Если бы не ты, я бы лежал сейчас мертвым, я это не забуду.
Прасамаккус весело усмехнулся.
– Знаешь, что говорят умные люди. Утер? Гнев королей долог, их благодарность коротка, и это нерушимый закон. Так не обременяй меня ни тем ни другим.
– И даже дружбой?
Прасамаккус положил руку на плечо Утера. Жест был трогательный, и Утер почувствовал – совершенно правильно, – что он никогда повторен не будет.
– Я думаю, мой государь, что у королей друзей не бывает, только верные подданные и враги. Секрет в том, чтобы уметь различать, кто есть кто.
Бригант заковылял в темноту, и Утер остался в одиночестве, какого еще никогда не испытывал.
Глава 17
На заре Утер один ушел в круг черных камней, на которых был воздвигнут Серпентум. Рассветные тени сокращались, и над равниной гулял прохладный ветер.
На центральном алтаре сидел Пендаррик, кутая могучие плечи в тяжелый пурпурный плащ, подбитый овчиной.
– Ты прекрасно справился, Утер. Даже лучше, чем тебе известно.
Принц сел рядом с ним.
– Люди Пинрэ только и думают, как бы поскорее увидеть мою спину. А когда увидят, постараются воткнуть в нее нож.
– Такова дорога правителей, – сказал Пендаррик. – И мне ли не знать? Ты обнаружишь – если проживешь достаточно долго – кое-какие великолепнейшие парадоксы. Человек может всю жизнь быть разбойником, но стоит ему совершить одно доброе дело, и его будут с восторгом и любовью вспоминать в песнях. Но правитель? Он может потратить жизнь на благие дела, но стоит ему совершить одно дурное дело, и его будут помнить как жестокого тирана.
– Не понимаю.
– Поймешь, Утер. На негодяя смотрят сверху вниз, на правителя – снизу вверх. Вот почему негодяя всегда можно простить. Но правитель – больше чем человек, он символ. А символам отказано в человеческих слабостях.
– Ты меня отговариваешь?
– Нет, открываю тебе глаза. Ты хочешь вернуться домой?
– Да.
– Даже если я скажу тебе, что, по всей вероятности, там ты не проживешь и часа?
– О чем ты?
– Эльдаред и саксы соединили войска. Пока мы разговариваем тут, твои силы, не насчитывающие и шести тысяч человек, окружены двадцатью пятью тысячами врагов. Даже с Девятым легионом твои шансы на победу невелики.