Царетворец. Волчий пастырь
Шрифт:
Кайден, внимательно глядя на Алисию, молчал.
И молчал. И смотрел, и молчал.
Дура, какая же она дура! – подкатил к горлу ком. За что ей такое унижение? Почему богиня отправила ее сюда? Или она не просто не так поняла богиню?
Или… может быть Диана теперь дева-покровительница не только фамилии Альба?
Не в силах больше справляться с эмоциями, прерывисто вздохнув, Алисия закрыла глаза – чувствуя, что дрожащие веки больше не в силах сдержать набегающие слезы.
Глава 8
Какая она красивая, юная и беззащитная – думал
Когда мне будет трудно в морозильной мясорубке отбора, если конечно спартанец примет мой меч и мою службу, обязательно вспомню как сложно ей, тем более сейчас – ведь она поступается своей гордостью. Не уверен, правда, что от этого воспоминания в мясорубке мне станет легче… но, наверное, это будет самая лучшая из возможных попыток мотивации не страдать от сложностей отбора в Корпус.
Алисия вдруг прикрыла глаза – и я с удивлением увидел, что из-под ее дрожащих век показалась крупная слеза, а потом сразу вторая, прочерчивая дорожки по щекам. Да она сейчас панически, причем на грани обморока боится, что я откажусь! – вдруг пришло понимание. Как там меня Десмонд недавно назвал? Придурком вроде… может быть он не был не так уж и не прав.
От предложения Алисии отказываться я и не собирался – просто задумался немного, разглядывая такую слабую, но в то же время сильную духом юную главу Великого Дома, только что назвавшую меня братом. Хотя брат я ей, если смотреть по родословной, такой же примерно, как «все люди братья, а если не братья, то сестры».
Сесилия Альба, моя мать, из полностью уничтоженной и преданой забвению главной – золотой ветви фамильного древа Альба. Алисия – из ветви побочной и нижней, серебряной или даже бронзовой, ветви второстепенной. И кровное родство наше с ней затерялось далеко внизу, как бы и не у самых корней фамилии.
– Моя дорогая сестра. Благодарю тебя, что первой приняла мои извинения перед Императором, Сенатом и народами Рима, Атлантиды и Септиколии. Безмерно рад и счастлив твоему предложению, и надеюсь войти в двери Великого Дома Альба сразу после того, как отдам двумя годами жизни свой долг на защите границ нашей человеческой цивилизации.
Алисия распахнула влажные от слез глаза, и пронзительно смотрела на меня, замерев в оцепенении. Судя по ее реакции, это было много больше того, что она вообще ожидала от меня при самом положительном исходе своего поступка. Она настолько удивилась, что мне даже пришлось поймать ее взгляд и глазами показать вниз. Девушка с заминкой поняла, что от нее требуется и немного неловко протянула мне руку для поцелуя.
От моего прикосновения Алисия крупно вздрогнула, все также пронзительно на меня глядя своими огромными небесно-голубыми, льдистыми глазами. Когда я поцеловал тонкую ладонь Алисии, снова ощутимо вздрогнула. Глядя уже пораженно и крайне ошарашенно: ведь для того чтобы поцеловать ей руку, в знак почтения я опустился перед ней на одной колено. Причем сделал это под общий неверующий и изумленный вздох.
Вот
«Прости», – прошептал я одними губами, глядя в распахнутые, полные слез глаза юной герцогини. Еще раз вздрогнув и скованно кивнув мне на прощанье, Алисия накинула вуаль – скрывая лицо и нежелающие высыхать слезы. Развернувшись, она быстрым шагом направилась к выходу – и едва ступила за границу площадки, как к ней снова по бокам пристроились телохранители.
Потрясенные зрители молчали. Воздух, по ощущению, настолько плотный от удивления, что его можно хоть ложкой черпать.
Правильно удивляются – ответил на слова Алисии я так, что их можно было интерпретировать и как мое согласие войти в ее фамилию. Поэтому теперь, если ей будут назначать женихов Сенат, она может отправлять всех подождать до возвращения «дорогого брата». Если «дорогой брат», конечно, выживет за эти два года – а то что-то я сразу резко гарцевать начал, едва на дистанцию вернувшись. Все забываю, что больше не первый меч Запада, а порченный сивогривый волк – как меня, оказывается, называют в свете за глаза.
Проводив взглядом юную главу Великого Дома, я повернулся в сторону ложи посланников. Разбираться с долгами чести, которые набрали Кайден и Десмонд перед Домом Альба я буду позже – у меня до этого момента есть еще два года.
Правда, в тот момент я не подозревал, что судьба вновь сведет нас с Алисией гораздо раньше. Сейчас же, отбросив мысли о такой хрупкой и беззащитной беловолосой молодой львице, несшей на своих хрупких плечах бремя главы ослабленного и потерявшего независимость Великого Дома, я направился к ложе посланников.
Инквизитор по-прежнему меня рассматривал с интересом. Как и полудемон, как авантюрист – оказавшийся ведьмаком. Неожиданно – ведьмаки ведь все больше по лесам бродят, а официозом в Гильдии авантюристов охотники ведают.
Лишь спартанец хранил абсолютное спокойствие, глядя сквозь меня блеклыми, серыми глазами. Именно такими – серыми, стальными, глаза становятся у тех кто часто пользуется разными видами лириума. Неважно каким – зеленым, синим, желтым, в моменты прорыва не до выбора, и любой лириум становится много ценнее золота.
Глаза становятся серыми после смешения любого лириума, кроме красного – в этом случае уже после буквально нескольких потреблений радужка становится безвозвратно алой. Почти как у демонов, только без живого адского отблеска. Как раз такими, красными глазами, на меня сейчас взирал полудемон – но у них это с рождения.
Лишь подойдя ближе к ложе посланников, я вспомнил что после выхода на площадку Алисии так поразился, что напрочь забыл вытереть поднятый меч от крови Бланшфора. Перехватив обломки клинка в одну руку, скинул куртку, вытер кровь об подкладку, и только после этого положил сломанный фамильный меч перед спартанцем.