Цареубийство в 1918 году
Шрифт:
Николай Соколов вообще ни разу не допросил Саковича: слишком показания того не совпадали со следственной версией. По словам Дитерихса, «доктор Сакович умер в июне 1919 года в Омской тюрьме от скоротечной чахотки. Он умер в тот самый день, когда за ним прибыл караул для отвода его на допрос к следователю Соколову» (т.1, стр. 36), меньше, чем через год после ареста.
Но теперь, прочитав недосказанные, темные намеки в воспоминаниях Яковлева о «большой опасности», которая грозила его спецэкспедиции, мы начинаем понимать, что Сакович, видимо, открыл
«Подробно изложил ему создавшуюся обстановку и попросил дальнейших указаний. На телеграфе я пробыл около 5 часов, пока определенно не сговорился со Свердловым, который дал мне инструкцию немедленно ехать в сторону Омска.»
Вот и разгадка «загадочного образа действий» комиссара: по дороге к Екатеринбургу его собирались взорвать, и он испросил приказа у начальства добраться до центра другим, менее опасным путем (через Омск шла южная железная дорога к его, яковлевскому, оплоту, на Уфу).
Яковлев был весьма доволен своим хитроумием: как он конспиративно устроил поворот спецпоезда с западного направления на восточное! В его нападках на Авдеева, насмешках на ним чувствуется, однако, не прошедшая с годами обида – ибо простак-то Авдеев обошел его… Хотя поезд останавливался только для набора воды, Авдеев каким-то непонятным способом успел дать телеграмму в Екатеринбург. Председатель Уралсовета Белобородов немедленно разослал «всем, всем» телеграмму, объявившую Яковлева изменником, похитившим Николая II!
Возле Омска «вся линия была усеяна вооруженными людьми.
– Я чрезвычайный комиссар ВЦИКа Яковлев, мне нужно видеть председателя Омского совета товарища Косарева.
– Здесь он, здесь, – толпа расступилась.
– Антон, ты ли это? – воскликнул удивленно подошедший Косарев.
– Здоров, Владимир! – узнал, наконец, я старого товарища, с которым мы были вместе в партийной школе у Горького на Капри. – Скажи, дружище, чего вы так ощетинились?
– А это против тебя, контрреволюционер, – захохотал Косарев. И действительно… то и дело встречались вооруженные отряды… повсюду угрожающе зияли дула пулеметов.»
О разговоре со Свердловым рассказано нарочито скупо: «Получив от Свердлова приказ немедленно воротиться (в Екатеринбург. – М. X.), мы с Косаревым поехали в Совет».
К сюжету со Свердловым еще вернемся, а пока последуем за поездом Яковлева. Он за сутки добрался до Екатеринбурга. Царь записал в дневник: «Все находились в бодром настроении» – Романовы, бедные, опасались, что комиссар собирался депортировать их за границу, радовались оставлению на родине!
Вот поезд прибыл на пятую платформу екатеринбургского вокзала.
«Когда нас увидели, стали требовать вывести Николая и показать им («как вышло, что население о нашем предстоящем приезде было уведомлено, мы не знали», – вскользь
– Приготовить пулеметы!
…Толпа отхлынула, но… тот же вокзальный комиссар исступленным голосом вопил:
– Не боимся твоих пулеметов! У нас против тебя пушки приготовлены!
…действительно шевелились жерла трехдюймовок».
От боя Яковлев спасся маневром на путях – поезд умчался на станцию Екатеринбург-2 (Шарташ).
Туда и прибыли автомобили с главными комиссарами области: Белобородовым, Голощекиным, Дидковским. «Наша встреча была чрезвычайно суха. Видно, Москва дала им хорошую головомойку – это чувствовалось на каждом шагу».
Яковлев передал им пленников и потребовал официального аннулирования телеграммы об объявлении его изменником. В тот же день состоялась «трехчасовая перепалка» (Р. Пайпс):
«Эсеры и Белобородов с Дидковским старались поставить вопрос так, точно я являюсь подсудимым, тогда как я пришел требовать аннулирования телеграммы. Страсти разгорались… но обычное благоразумие товарища Голощекина одержало верх, и решено было вернуть мне «исторический документ». (Яковлев имеет в виду расписку Совета, что тот Романовых принял и претензий к нему не имеет),
«Сидя на облучке, мы мирно беседовали с Голощекиным, – продолжает он, – и разбирали все подробности. Наконец, он не выдержал и сказал:
– Ваше счастье, Яковлев, что Ленин за вас. Все ваши действия он считает правильными. – Он крякнул, помолчал, а потом дружеским тоном добавил:
– Эх, Яковлев, революционность вы все-таки потеряли.
…Наша встреча со Свердловым носила очень дружеский характер… Совнарком признал мои действия правильными и тут же назначил меня главнокомандующим Самаро-Оренбургским фронтом.»
По рассказу Яковлева видно, что он в пути получил два взаимно исключающих приказания от Свердлова: первое – ехать на Омск (с поворотом оттуда на запад, на Уфу) и второе, через сутки после первого, – повернуть обратно на Екатеринбург.
Почему решение избавить Романовых от убийц, готовых, как было точно известно Москве, истребить семью, было ею отменено? Кто направил Романовых в дом Ипатьева?
Почему хотели гибели Николая II екатеринбургские комиссары, описал Пайпс: «Больше всего они опасались восстановления монархии. И не из-за каких-то отвлеченных идейных соображений, а из страха за собственную жизнь. Они рассуждали, подобно Робеспьеру, призывавшему Конвент в 1793 году приговорить Людовика XVI к смертной казни: «Если невиновен король, значит, виновны те, кто его свергли». Неудивительно их желание избавиться от Романовых как можно скорее».