Царев город
Шрифт:
I
Шло время. Достраивался новегород Царевококшайск, укреплялись стены, пристраивались к ним разные добавки. Перед главными воротами возведен был захаб — дополнительный вал, который окружил ворота прочной оградой. «Это крепостные сени», — сказал Дениска, глянув на захаб. Углублялся ров.
В опасных для налета извне местах на стену клали поперек дубовые зубцы, называлось все это «карнизом вострым». Делались обламы, земляные выводы, где нужно ставились турусы, пяльцы, подлазы.
Обустраивался город и изнутри. Выросла приказная палата — изба, в которой «для государевых дел быти дьякам, подьячим
Это все делали стрельцы. А Илейкину артель всю до последнего человека выслали за город, чтобы они строили посады разметные. И стали возникать вокруг города усадебки в одну-две избы, и селились в них бывшие ватажники на постоянное житье. Упорно стучали русские топоры, расчищались места йод пашню, горел валежник, взмы-вался в небеса дым. Всю ватагу Илья разбил по малым артелькам, и, кто знает, может быть, от имен артельщиков впоследствии возникли названия деревень. Там, где плотничал Пахом, возникла деревенька Пахомово; где стучал топором Федька Жук, стало Жуково; где работал Изот Коряков, вышло Коряково. Сам себе. Илейка выпросил землю в 15 верстах от города на реке Манаге. Сказать откровенно, жить в городе он побаивался. Хоть и ушел под лед его недруг, но мало ли таких Сабуровых появится на воеводском дворе еще. И село Кузнецово, нам кажется, от Илейки пошло.
Звяга и Ешка сборы в Москву чуток попридержали. Из Разрядного приказа пришла грамота: воеводе Ноготкову готовиться к переезду на озеро Санчурин для возведения новой царевой крепости. От подьячего, привезшего грамо. ту, узнали, будто бы на его место пошлют князя Александра Михайловича сына Нагого. Забегая вперед, скажем— заложив город Санчурск, Ноготков снова поссорился из-за мест с князем Волынским и был переведен ка Оку, где построил еще один город.
Конечно, пока Ноготков готовил сметные и росписные списки, пока делал чертежи города, можно было бы успеть сгонять в белокаменную, но из Казани пришли худые вести. Князь Гагин-Великий не трогал мурзу Аталыка не потому, что послушался Айвику, которая дала мурзе слово не выдавать ногайца. Он рассудил хитро — через Аталыка можно было узнавать о тайных замыслах казанских мурз. И не ошибся. Зачастили к мурзе то один недруг Москвы, то другой. У Гагина среди казанских татар и сторонников было немало — одного заслали под видом ненавистника русских, и он выведал: крымский хан снова надумал поход на Москву и велел на реке Оно Морко накопить войско и ударить по царевококшайскому острогу. И погнали казанцы тайно в моркинские леса конников, дабы еще раз одновременно с ханским походом ударить по русской крепости. И посоветовал Гагин Ноготкову упредить татар и ногайцев, воинов их разметать.
Решено было послать к Ярандаеву илему Звягу Воейкова со стрельцами на вылазку. К шестистам воинам при-плюсовали тысячу черемис, а во главе их поставили Кори Топкаева да девку Айвику, которая сама напросилась в этот поход, потому как только она хорошо знала те места.
Ешка один ехать в Москву не решился, да к тому же у него сильно захворала Палага.
Если бы мурза Аталык хорошо прислушивался к вестям, которые посылал ему сонник Аббас, то, может быть, и не решился на посылку туда конников. Но он слушал гонцов в пол-уха, верил в послушность своих джигитов, надеялся на казанских мятежников, и в моркинскую сторону пошли сотни одна за другой.
...А конные сотни, что остались с Аббасом, про мурзу стали забывать. Да и сам Аббас, чувствуя приближение старости, решил, что воевать хватит, пора садиться на землю, вить свое гнездо, заводить семью* Его конники забросили свои копья и сабли, запрягли лошадей в сохи, начали пахать землю и брюхатить местных девок. Поскольку коран разрешает ногайцам иметь много жен, они завели гаремы, хватали женщин и девушек, какие им нравились,
Звяга Воейков хоть и не был мастером ратных дел, но рассудил здраво — сначала надо послать по илемам охотников, пусть они там посмотрят, что к чему. Айвика и Кори с охотниками разошлись в разные стороны и ходили неделю. Возвратившись, донесли: Аббасовы люди гуляют свадьбы, множат гаремы, казанские воины грабят все, что не успели у лесных людей украсть ногайцы. Народ озлоблен и поможет выгонять грабителей вон.
Звяга разделил* свое войско на сотни и послал по шести дорогам к илемам. Людей Кори ТопКаёва придал сотням в помощь, Айвику взял' с собой и повел стрельцов на главный илем, где жил сам сотник Аббас.
Аббас в ту зимнюю ночь справлял тринадцатую свадьбу. В гостях у сотника — казанский мурза Амир. Оба лежат на медвежьих шкурах. Сотник учит свою молодую жену петь ногайскую свадебную песню. Невеста, путая ногайские слова, скулит сквозь слезы:
Шыбык салсам, шынлык кетер,
Кыз джиберсен — джылай кетер.
— Ты поняла, что поешь?
Невеста качает головой — не поняла.
— Ну и дура. Ты спела «Если стрелу пущу — звеня, уйдет, если девушку выдадут замуж — плача, уйдет». Спой еще раз.
Невеста поет со слезой во взоре, а Амир упрекает сотника:
— Зачем тебе тринадцать жен, Аббас? Ты старый человек, ты воин. Скоро.на Кокшагу пойдем, воевать будем, куда такую ораву баб потащишь? Ты постоянно пьян, а что коран говорит? Капля вина отравляет душу человека. Я удивлен, почему аллах до сих пор не наказал тебя?
— Ля иллях, иль алла!21 Ты правду сказал — я стал стар, но одновременно я стал мудр. Сорок лет я не вылезал из седла, служил мурзе и отцу его. А что я заслужил? Дома у меня не было, семьи тоже, деньги награбленные из худых карманов растерял. Мне теперь на покой пора. Я только сейчас счастливым себя вижу. Всем доволен. Эти молодайки разве жены мне, они служанки. Богатство мне приносят: шкурки выделывают, красивые одежды шьют, еду варят, по ночам мне пятки чешут. Придет весна — хлеб посею, скот заведу...
— А воевать когда?
— У мурзы молодых воинов много, а я спокойно жить хочу.
— Подожди, вот приедет Аталык, он тебе авун22 спустит да плеткой...
— Плюю я на Аталыка.. Он теперь шан23 у моих ног! У него десяток воинов всего, а у меня...
С треском распахнулась дверь, впустила в кудо клубы морозного пара. Подскочил к нарам воин, крикнул:
— Русские в илеме! Берегитесь!
За воином ворвался в кудо Кори, за ним Айвика. Невеста, взвизгнув, выскочила в женскую половину, за нею бросился Амир.
Кори крикнул: «Ни с места!» Бросился к Аббасу, полоснул его саблей по плечу и пошел на Амира. Мурза выхватил из-за пояса нож, метнул в Кори. Одновременно прозвучал выстрел из пищали. Это стреляла Айвика.
Дело свершилось за одну ночь. Стрельцы переловили, частично перебили всех конников Аббаса, казанские воины разбежались по лесам. На помощь Звяге поднялись черемисы моркинской стороны. За трое суток были очищены от насильников все илемы. Потери у Воейкова были невелики — десяток раненых стрельцов да трое убитых. Черемисских охотников погибло гораздо больше, от раны умер Кори Топкаев. Не вынес удара саблей и Аббас. Амир был застрелен сразу.