Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка
Шрифт:
Мне пришлось объехать немало рядов, пока я не нашел какого-то старика-татарина, уныло смотревшего перед собой. У него на лотке кроме всего прочего на тряпке лежало мутное увеличительное стекло. На это стекло внимания никто не обращал, и, когда я в сопровождении холопов подъехал к татарину, тот перепугался. Отдал он мне это слегка желтоватое поцарапанное стекло почти даром, сообщив, что никто не понимает, какую драгоценность он продает. Но это все равно было не то, даже после шлифовки этой линзой вряд ли можно было пользоваться. Но время оказалось позднее, и мне пришлось прекратить поиски. Я уже совсем было собрался уезжать с рынка, когда заметил небольшую толпу рядом с одним купцом, по обличию
Вечером в своем кабинете я сидел и при свечах бесцельно чиркал свинцовым карандашом листик серовато-желтой бумаги. Вопрос стоял серьезный – что делать? Если все взять на себя, скорее всего, кончится это дело плохо. Иоанн Васильевич также пока меня не призывал, да и некогда ему было обо мне думать, много у него забот. Наверное, все-таки придется идти на прием к митрополиту, доказывать, что могу сделать аптеку не хуже царской и научить монахов кое-чему новому в уходе за больными. Нужно было найти кузнеца, чтобы только для меня делал инструмент. Вроде я слышал, что шведские руды получше, чем наши, и инструменты будут покачественней.
В общем, вопросов накопилось много, и надо было с чего-то начать, а я никак не мог решить с чего.
В результате решил, что утро вечера мудренее, и улегся спать. Спал плохо, все время снились кошмары, и лишь под утро я заснул крепким сном.
Утро было мрачное и дождливое, из кровати вылезать не хотелось. Но сегодня у меня были назначены две операции. И поэтому я решительно выбрался из своей спальни и спустился вниз.
Едва успел позавтракать и проверить готовность операционной, как в ворота застучали. Прибыла моя первая пациентка.
Боярыня Хованская была крепкой пожилой женщиной. Пока ее муж, князь Андрей Петрович Хованский, мотался по стране, выполняя приказы царя, она сильной рукой держала все хозяйство. Вчера, когда, кроме нас двоих, в кабинете никого не было, она сняла кику, развязала платок и продемонстрировала огромную бородавку около левого уха. Хотя прямо она не говорила, но я понял, что именно из-за этой бородавки муж, приезжая домой, как своей законной жене уделяет ей внимание только формально… Боярыня надеялась, что, если этой штуки не будет, муж станет более внимателен к ней. Сейчас Андрей Петрович как раз был в войсках, выполнял очередной приказ царя, и у княгини имелось время на лечение. К ней переходила туча всяких бабок, которые заговаривали бородавку, окуривали ее всякими дымами, боярыня даже прикладывалась к мощам святых, но все оказалось бесполезным. Когда же она за большие деньги пригласила одного из придворных врачей, тот сразу сказал, что удалит эту штуку, но придется потерпеть, потому что будет очень больно, и потом останется большой шрам.
Но когда боярыня Хованская сначала услышала, а потом увидела лицо Ивашки Брянцева, которого она сразу даже не узнала, поняла, что потратит любые деньги, но поедет к Щепотневу.
В ее бородавке, слава богу, ничего необычного не было. Хотя у меня еще отсутствовал микроскоп, но я и без него видел, что это обычная фиброма, без признаков озлокачествления. Единственным неудобством была очень широкая ножка, на которой бородавка сидела, и мне пришлось обдумывать, как удалить фиброму,
Когда я представил себе князя Андрея, целующего свою жену в губы, в то время как огромная бородавка прижимается к его щеке, мне самому стало нехорошо.
Княгиня, естественно, явилась не одна, она приволокла с собой двух приживалок, старых бабок с бегающими глазками. Те, пока мы беседовали, успели обежать весь двор и переговорить с кучей народа. Но, видимо, сведения получили в мою пользу. Потому что после того как мы все обговорили и пошли с княгиней в операционную, бабки, следуя за нами, скромно помалкивали.
Когда Хованская увидела операционной стол, ее слегка затрясло. Но она пересилила себя и легла туда, куда ей показали. У меня в операционной уже крутились две девушки, одетые в холщовые балахоны. Такой же балахон надел и я. Бабок усадили подальше и велели им сидеть тихо и не бродить по комнате.
Мой помощник начал давать наркоз, а одна из будущих медсестер внимательно наблюдала за этой процедурой. Я, как обычно, перед тем как перейти к делу, громко, во весь голос, прочитал молитву, перекрестился несколько раз на образа, взял в руки скальпель.
Антон так наловчился делать наркоз, что княгиня мгновенно заснула. Я аккуратно отделял небольшими лоскутами кожу на толстой ножке фибромы, перевязывал мелкие сосуды, очень жалея, что нет у меня электрокоагулятора. Когда нужная часть кожи была отсепарирована, начал выделять из окружающих мышечных тканей ножку фибромы. Сделал я это достаточно быстро, просушил рану и теперь начал складывать все лоскутки вместе, стараясь, чтобы их общая площадь была как можно меньше. Опыт не подвел, лоскуты практически совпали на щеке и полностью закрыли рану. Пришлось лишь немного подправить кое-что в одном месте. Затем я сшил все это тоненькой шелковой ниточкой, обработал шов йодом (имел теперь такую возможность!), наложил на него немного корпии и легкую холщовую повязку. Отрезанная фиброма лежала на небольшой тарелке, занимала почти всю ее поверхность, имела страшный вид, и на нее с ужасом косились обе бабки и мой пока еще совсем неопытный персонал.
Через полчаса боярыня проснулась и первым делом хотела привычно потрогать свою любимую бородавку, а там ничего не оказалось. Она посмотрела на меня и заплакала. Бабки кинулись ее утешать, но она властным жестом отодвинула их в сторону, и, слегка морщась от боли в прооперированной щеке, сказала:
– Боярин Щепетнов Сергий Аникитович, спасибо рукам твоим золотым, век за тебя буду Бога молить. Эй, Дунька, неси быстро кошель сюда!
Одна из бабок вытащила из-за пазухи кошель и с поклоном передала мне. По его тяжести я сразу понял, что это золото. Но тут взгляд Хованской упал на фиброму, лежащую на тарелке.
– Ох, Боже милостивый, это я с такой страстью ходила? Сергий Аникитович, что с этим делать-то надо?
– А эту штуку мы сейчас огню предадим, чтобы никогда такого вновь не выросло, и молитву совместно Господу вознесем. Завтра же, Анфиса Петровна, я к вам сам приеду и посмотрю, как рана заживает. Если все хорошо, то и не надо больше ничего делать.
На вторую половину дня у меня было назначено еще одно посещение. Вчера ко мне приехала мать одной из девиц, которую скоро собирались выдать замуж. Она долго разговаривала со мной, все боялась выдать тайну, а под конец попросила все же целовать крест, что тайну не раскрою. А вся тайна заключалась в том, что у девочки слева была маленькая рудиментарная грудь. Хорошо, что я смог сохранить на лице серьезное выражение. Ну кого в наше время испугало бы такое! Видел я женщин и с четырьмя маленькими дополнительными грудками, ну и что? А здесь все было серьезно.