Царевна, спецназ и царский указ
Шрифт:
Только сейчас стало вдруг ясно, насколько эта девушка, такая всегда полная жизни, вросла в сердце каждого, сколько места заняла в их доме, сколькими красками наполняла каждый день. И ее неподвижность казалась чем-то совершенно невозможным, противным самой природе. Как если бы вдруг солнце в небе погасло или осыпалась разом вся листва на деревьях посреди лета.
И Ратмира, как назло, именно сегодня где-то носит. То есть известное дело — где: в столице, у государыни на докладе. Только тут такие дела творятся, что неизвестно,
— Так, — нарушил наконец молчание Михайла. — Значит, поцелуй истинной любви.
— И что?! — со злостью в голосе прервал его Анжей. — Будем ждать этого ее… Елисея?!
Акмаль вскинул голову и качнулся к столу. В глазах его блеснула надежда.
— А может… — порывисто начал он.
Светик вздохнул и потупился.
Михайла, как обычно, одним суровым взглядом заставил всех замолчать. Невеста — еще не мужняя жена, а только пока жених есть — целовать кому другому, да еще без ее ведома, бесчестно! Уж такого он никак не попустит.
— Не может, — тяжело и веско обронил глава отряда. — Будем ждать.
Слова канули в тишину. А затем Светик и Акмаль переглянулись и вздохнули разом.
— Что? — обреченно уточнил второй. — Привезти?
— Ага, — тоскливо кивнул первый. — С клубком еще сегодня можно обернуться, наверное.
Оглянувшись на непонимающие лица братьев, Акмаль, скривившись, неохотно сообщил:
— Да он с зимы еще в Грязюкино… насморк лечит. Как из сугроба вынули, так и лечит. Я коня его проведать заезжал после — ну, посмотреть, как устроили, следят ли…
— Нельзя ли того коня свести незаметно, — ехидно подхватил Анжей.
Михайла, жестом заставив всех замолчать, коротко кивнул:
— Вези.
Старуха, невидимкой притаившаяся под окном, только сплюнула. Что ж, ее планов это в любом случае не меняет. Она и сама собиралась уже за королевичем — чтобы приехал он во всей красе на своем белом коне… ну, привезут, поди, как девицу, через седло. Может, его самолюбие при этом и пострадает. Ничего, переживет. Для дела оно вовсе неважно.
Главное же — что вот-вот все наконец случится… должно получиться на этот раз!
Всякое проклятие может обрести истинную силу лишь тогда, когда проклинающий сам ставит ему ограничивающее условие. Вовсе неснимаемых проклятий не бывает.
Зато бывают такие условия, что выполнить их почти невозможно. Та, что закляла когда-то древнюю ведьму, знала свое дело.
Колдунья, проклятая на служение правящему роду Тридесятого королевства, не могла даже умереть. Ведь мертвая она не могла бы продолжить служить. Вот только мало радости и от вечной жизни — если это жизнь раба, не вольного ни в делах своих, ни в словах.
Не одно столетие она искала выход. Не надеяться же, что все само собой как-то случится! Не бывает таких случаев.
Приходилось
А как и выйдет — поди найди еще две чистых души. Да еще влюбленных друг в друга. Что уж там имела в виду давно покойная сестрица с этими отражениями — и вовсе только гадать остается да на удачу надеяться.
Ведьма снова сплюнула. Ничего. В этот раз непременно все по ее выйдет. И уж похохочет она тогда над бывшим господином своим, уж потешится…
Елисея втолкнули в горницу в четыре руки, и юноше пришлось сделать несколько быстрых шагов, чтобы не упасть. Взгляд королевича безумно блуждал по хмурым лицам вокруг.
Ученик отряда почему-то заходить не стал, так что в спину Елисея подталкивал теперь один Акмаль.
— А рот-то ему зачем завязали? — озадаченно спросил Савелий.
Рот королевича был перетянут цветастым платком, по виду — девичьим. И, кажется, не слишком свежим. Повязку с его глаз сняли сразу, но против нее никто, конечно, и не возражал бы — нечего всяким заезжим иноземцам точки дислокации воинских частей выдавать.
Акмаль опустил глаза и ковырнул пол носком сапога.
— А руки связали для чего? — подхватил Михайла.
— Так отбивался! — браво отчитался добытчик королевичей.
Глава отряда вздохнул.
— Рот развязать.
— Точно надо, да? — Акмаль обреченно покосился на Елисея, и старший богатырь строго сдвинул брови.
— Ему ж целовать, — шепотом пояснил очевидное Олешек.
Едва со рта королевича сняли повязку, стало ясно, для чего она была нужна.
— Как вы смеете! — возопил он до того высоким голосом, что даже Михайла поневоле поморщился. — Я буду…
В этот момент все еще полубезумный взгляд Елисея упал наконец на стол — и юноша с невнятным возгласом кинулся к нему.
— Алевтина?! Любовь моя! — обнаружив, что царевна не подает признаков жизни, несчастный влюбленный отчаянно завопил, дернувшись руками в путах, а затем яростно обернулся к богатырям.
— Вы ответите за это! Убийцы! Вы…
Михайла вздохнул.
— Целуй ее.
— Что? — от растерянности Елисей даже сбавил тон.
Зато не растерялся Акмаль. Тонкий кинжал из рукава он выхватил, как обычно, так молниеносно, будто рукоять сама собой возникла в его ладони. А спустя еще мгновение лезвие уперлось в горло непонятливому королевичу.
— Сказано тебе — целуй! Вот сюда еще шаг, наклоняйся и…
Елисей сглотнул и уже совсем тихо застенчиво сообщил:
— Я мертвецов боюсь.