Царьград. Гексалогия
Шрифт:
– Ладно, проехали… Так ты, говоришь, нанялся на корабль?
– Ну да, на «Гордость Никеи», так он назывался. Большая такая скафа с четырьмя мачтами, обширными трюмами и каютами для пассажиров. Ходили на Крит, в Александрию, в Кафу… Как-то раз попали в бурю – пришлось войти в Смирну… Там и попались туркам. Те продали перекупщикам – и вот, Владос Костадинос – здесь, в рабстве у гнусного скряги Ичи-бея! В краю, столь далеком от цивилизации, что… гм… не знаю, как и выразить…
– Что хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь, –
– Звездные войны? – удивленно переспросил грек. – Красивое название. Нет, не видел. Это что, новая драма?
– Драма? – Лешка закашлялся. – Ну, можно сказать и так.
– А в каком театре шла?
– В самом продвинутом!
– А, в том, что на форуме Быка! Постой… – Владос осекся. – Откуда знаешь? Ты же ведь не был в Константинополе!
– Слыхал, – отоврался Лешка. – Ты про местные порядки обещал рассказать.
– Ага. Слушай. Итак – здесь, как ты уже успел заметить, все рабы вкалывают… ну, за небольшим исключением. Работа тяжелая, трудная, тупая… Не хочу тебя расстраивать, но здесь всегда так. Теперь о людях.
Ну, хозяина ты уже знаешь, о сыновьях его я тоже уже говорил, есть еще его жены, дочери и мальчишка Алныз – ты его тоже видел, – но все они вряд ли до тебя снизойдут. Кроме того, имеются еще скотники – рабы-грузины, сторож – армянин Легост, русских, кроме тебя, нет… как и ромеев…
– Кого?
– Ой, Али… Не слишком ли ты… как это? Тупишь! Есть такое слово?
– Да есть, – Лешка шмыгнул носом. – Только оно обидное.
– Хорошо, не буду больше его к тебе применять.
– А этот, бритый?
– Кызгырлы? Он тоже невольник, но злобен и предан хозяину, словно пес. Правда, Кызгырлы честен и даже способен иногда проявить благородство. И все же, опасайся его. Впрочем, не только его – всех, здесь каждый готов въехать в рай на горбу ближнего.
– Да я уже заметил. Эти двое горбоносых парней, что таскали камни, они…
– Каим и Гаша. Они не очень хорошие люди, Алексий… Я бы даже сказал – подлые. Скоро они заявятся, и мы не сможем больше разговаривать.
– Они тоже понимают по-русски? – удивился Лешка.
– Нет. Но обязательно доложат хозяину о том, что мы с тобой имеем привычку много разговаривать. Это очень – очень плохая привычка, по мнению нашего скряги.
– Так наш хозяин скуп?
– Не то слово. За медяху удавится. Ты заметил, как он нас кормит? Поистине в Константинополе последняя собака лучше питается.
– Да-а, – согласился юноша. – Этак недолго и ноги протянуть. А ты, Владос… Ты где работаешь? Скотник?
– О, нет, – грек расхохотался. – Я, видишь ли, хороший керамист… э-э… как это по-русски? Горшечник! Еще в детстве научился, пока у отца были мастерские. Кстати, там работало много русских, с тех пор я и знаю язык.
– Вы держали рабов?
– Хо, рабов! Как же!
– Вот бы побывать в твоем городе!
Владос на это ничего не ответил, лишь вздохнул. Лешка тоже замолк и больше ничего не спрашивал, тем более что в хижину пришли Гаша с Каимом. Не вовремя приперлись, уроды!
На следующий день с раннего утра невольников выгнали на очередные работы. Владос ушел в гончарную мастерскую на заднем дворе, из соседней хижины отправились по хозяйским делам скотники, ну и, так сказать, разнорабочие тоже не остались без дела – на этот раз бритоголовый Кызгырлы погнал их копать канаву – отводить со двора водосток. Земля здесь оказалась твердая, каменистая, и большей частью приходилось орудовать не лопатой, а киркой, выгребая руками камни. Лешка на этот раз действовал похитрее – экономил силы. И – точно так же, как и его горе-напарники, Гаша с Каимом – зорко следил за надсмотрщиком. Как только тот отходил – так откровенно филонил.
– Эщщ! – как-то по-звериному осклабился Гаша (или Каим, они были чем-то похожи). – Ти, урусут! Работай! Работай1
Лешка перехватил кирку поудобней и ухмыльнулся:
– А не пошел бы ты к белой верблюдице в зад?!
– Ащщ! Щякал!
– Ну, что прищурились, уроды? – разозлился Лешка. – А ну, подходи под раздачу! Что, неохота?
Оба парня опасливо попятились – видать, хорошо помнили вчерашнюю драку. А Лещку уже несло: зло прищурив глаза, он выбрался из выкопанной наполовину канавы и, размахивая киркой, пошел, словно в последний бой.
– Стой!
Лешка обернулся: невдалеке стоял Кызгырлы и целился в него из лука.
– Ну?! – повернувшись к нему, закричал юноша. – Давай, гад, стреляй! Чего ж ты не стреляешь? А, не хочешь погубить хозяйское добро?
– Положи кирку, Али, – вдруг опустив лук, невозмутимо посоветовал бритоголовый. И где он так выучился русскому? Надо же – весь акцент пропал!
– Положи, отдохни и работай, – спокойно продолжал Кызгырлы. – Ты, конечно, будешь потом наказан. Как и эти два ишака! – надсмотрщик бросил злобный взгляд на Кайма с Гашой. Те виновато потупились.
А бритоголовый, отбросив в сторону лук, уселся на камень… если б здесь курили, так, наверное, и закурил бы – выдержка у него оказалась железная. Можно было бы, конечно, ударить его с размаху по шее, затем разогнать остальных, затем… А что затем? Лешка чувствовал, как уходит из него весь боевой запал, да и ударить с размаху безоружного как-то не получалось. Ну, просто невозможно было!
Лешка с силой воткнул в землю кирку и тяжело уселся рядом.
– Молодец, – одобрительно кивнул Кызгырлы. – Отдыхай. Вон там кувшин – можешь попить.