Царьград. Гексалогия
Шрифт:
– Постараюсь… И мне бы это… – Лешка замялся. – Для примирения ведь хорошо бы вина выпить, а Терентий, как и все плотники, пьет немало…
Гость расхохотался:
– Понял тебя, парень! На тебе двадцать аспр… Получи – распишись.
– А тут – тридцать написано.
Николай хмыкнул:
– Расписывайся, расписывайся… философ! Значит, вот как с тобою договоримся: я сюда, к тебе, больше подниматься не буду – слишком уж подозрительно. Встретимся через неделю у церкви Апостолов, на паперти, с левой стороны, идет?
–
* * *
Едва Николай успел уйти, как по лестнице загремели шаги – быстрые, радостные, легкие. И тут же раздался настойчивый стук и девичий голос спросил:
– К тебе можно?
Алексей улыбнулся:
– Заходи, заходи, душа моя! Чего вчера не пришла?
– А, устала сильно. – Мелезия, сбросив на руки Алексею плащ, беспечно завалилась на ложе, заложив за голову руки. – Кстати, Креонт ко мне больше не пристает, спасибо!
– Да не за что. – Лешка пожал плечами. – А что это за драма такая – «Электра»?
– Отличная драма! – Девушка всплеснула руками. – Ну, в самом деле – отличная! Жаль, церковь ее запрещает, говорит – срам! Ханжи! Гнусные ханжи! Ну разве можно называть срамом обнаженное женское тело?!
– Конечно, нельзя, – охотно поддержал тему старший тавуллярий. – Особенно – такое красивое, как твое! Я считаю – его вообще грех под одежды прятать!
– Ой-ой-ой! Вот уж не знала, что ты такой льстец!
Мелезия засмеялась и, вскочив на ноги, обняла Лешку за шею:
– Я так люблю танцевать в «Электре»! Голой! Без всякой одежды.
– Жаль, я не видел.
– Зато все здешние жильцы перебывали на представлении! Даже старик Созонтий… и этот еще, Анисим Бельмо, которого потом зарезали. Послушай-ка! Я сейчас станцую для тебя! – Мелезия раскраснелась и азартно потерла руки. – Нет, в самом деле, станцую – покажу небольшой отрывок. Что ж ты стоишь? Помоги-ка расстегнуть фибулы… Кстати, знаешь, кто автор? Еврипид! Тот самый, что и в «Медее». Просто он мне очень нравится.
– Так ты сама выбираешь драмы? – Алексей с видимым удовольствием помог девушке снять тяжелую столу… а затем – и тунику!
О! И в самом деле, столь прелестное тело не стоило прятать под грудой одежд!
– Ну, смотри же и слушай! – Мелезия изогнулась, хлопнула в ладоши, пробежалась к двери, на миг застыла и медленно-медленно обернулась:
О, душа не рвется, девы,
Из груди моей к веселью,
Ожерелья золотого
Не хочу я…
Прыжок – почти что шпагат! И снова легкая пробежка, и торжественно-застывшая поза:
И с тобою
Никогда меж дев аргосских
В хороводе я не буду
Ударять
Пляску мне заменят слезы…
С надрывом произнося последнюю строчку, Мелезия уселась на пол, обхватив колени руками, опустила голову…
Лешка не выдержал, нагнулся, поцеловал девушку в спину, прямо между лопаток… Обнял…
Мелезия обернулась, подняла глаза:
– Ну, как тебе?
Вместо ответа Алексей с жаром поцеловал ее в губы… чувствуя ответный жар и томление прекрасного молодого тела.
– Иди же сюда… – обнимая его за шею, шептала девушка. – Иди же…
Полетела на пол одежда, и широкое ложе приняло в свои объятья любовников…
Лишь только на следующий день Алексей смог наконец-то заняться своим непосредственным делом – заговорщиками. А для того пришлось напрячься – имена и должности всех трех подозреваемых старший тавуллярий помнил хорошо, как и их местожительство, а вот для того, чтобы собрать кое-какие первоначальные сведения, пришлось попотеть. Двух из этой троицы Алексей «обрабатывал» сам, а вот третьего пришлось поручить Епифану, точнее – его малолетним преступникам, поскольку третий подозреваемый, протовестиарий Харитон Гаридис, проживал в своем особняке близ площади Тавра – а там Лешку знала почти каждая собака.
Епифану Алексей сказал, что о Харитоне его просил выяснить один хороший знакомый из Мистры.
– Он, видишь ли, интересуется, можно ли иметь с этим господином коммерческие дела, – пояснил старший тавуллярий и отдельно, особо подчеркнув, предупредил, что действовать надобно осторожно и хитро – слишком уж высокую должность занимает сей вельможа, и возможностей у него – полно, так что на глаза лучше не попадаться ни ему, ни его слугам – мало ли какие потом могут быть последствия, кому же понравится, что за ним следят да наводят справки?
– Не учи меня работать, господин философ! – язвительно отозвался Епифан. – Уж будь уверен, мои парни не подведут. Да, может быть, я и сам лично схожу, посмотрю, что это за вельможа? Ну если дело вдруг окажется трудным.
Искренне поблагодарив парня, Лешка принялся за работу и сам, первым делом наведавшись на тихую, усаженную тополями и липами, улочку близ церкви Хора, где и проживал некий господин Эраст Никомедис, знатный патрикий, управляющий дворцовыми конюшнями и выездами базилевса.
К большому удивлению старшего тавуллярия, дом сего достопочтенного вельможи отнюдь не утопал в роскоши, производя впечатление некого вполне затрапезного и даже полузаброшенного жилища – облезлые, давно требующие свежей штукатурки стены, потемневшие от времени ворота, обитые ржавыми железными полосами, за воротами, за высокой кирпичной оградой, виднелся обширный сад, больше похожий на лес – настолько буйно разрослись там кусты и деревья, давно требующие самого радикального вмешательства садовника.