Царьград. Трилогия
Шрифт:
Прямо с утра Алексей, не таясь, зашел в избу к вдове. Перекрестился на образа, спросил строго:
– Миколаиха-вдова ты, что ли?
Женщина поклонилась:
– Я, батюшка. Василисою нареченная.
– Тебя отец игумен выпустил?
– Выпустил…
– Окромя нашего игумена и иные есть… не такие ласковые.
Ведьма промолчала, потупилась…
А Алексей наехал по всем правилам – с угрозами, с посулами, с кнутами да пряниками. В общем, уговорил – куда вдовице деваться?
Та подумала, подумала, потом рукою махнула:
– Ин ладно, гроза
– Без разницы. Сладишь?
– Осенью-то не трудно – вона, теплынь какая, как и не листопад-грязник – травень. Когда тебе надо-то, батюшка?
– А когда сможешь?
– Да хоть сегодня… Только вот – в ночь.
Ну, в ночь так в ночь.
Алексей обрадовался, а вдруг да получится все, чем черт не шутит? Вон как ведьма уверенно держится! А бабенка и в самом деле ничего, приятная… свидетелей-видоков понять можно, видать, и не одни они облизывались.
Насвистывая, молодой человек отправился собираться, так и не вспомнив про ведьминого сына, пастушонка Сермяшку, коего кто-то наверняка присмотреть за новым жильцом сговорил. Ну, сговорил и сговорил – теперь чего уж?
Ночь выдалась ясная, лунная, с сияющими жемчужинами звезд. Весь вечер Алексей прикидывал – чтобы одеть. Вдруг да выйдет? Как там, перед людьми, в кафтане, да в сапогах старинных показаться? Ну, кафтан, положим, можно и скинуть – это ежели на тепло попадет, а ну как на холод? Порты, в принципе, ладно – штаны и штаны, никто к ним сейчас особенно не присматривается, не те времена, что, скажем, в восьмидесятых и ранее. Вот тогда уж да – крутую фирму все секли, от пионеров до пенсионеров. Значит, порты можно оставить – сойдут и такие, за неимением прочих. Рубаха… слишком уж на ней много вышивки, нарядная слишком. Такую только артисту народного хора и носить, а зачем артистам шариться по лесам в рабочем прикиде? Ясно, что незачем. Подозрительно это!
Алексей хорошо помнил все свои прошлые проблемы с милицией и прочими там рыбаками-грибниками-ягодниками. Привлекать к себе излишнее внимание нелепым внешним видом абсолютно незачем. Хорошо бы, конечно, в темноте переместиться, да уж это как получится, тут от ведьмы Миколаихи никакого толку не было. Грозу вызовет – и все ее дела на этом и кончатся, а зачем гроза – то ей знать и не надобно. Выйдет ли и с грозой-то? Выйдет! Не может не выйти! Всегда выходило, всегда.
Так, сапоги бы спросить у старосты какие-нибудь… пообшарпанней, понезаметней, не эти же – зеленого сафьяна, узорчатые. Да и кинжал – взять ли? Нет, пожалуй что, лучше обычный нож, с небольшим клинком, кинжал-то точно, в случае чего как холодное оружие проканает, ну его к черту! Да, и рубаху сменить на сермяжную.
Ночь выдалась холодной, звездной, с узким искрящимся месяцем, похожим на кривой турецкий кинжал. Алексей с ведьмой Василисой шли на Черное болото узкой тропою, шли быстро, ночь была светлой да и путь – хорошо знакомым.
Где-то рядом, в лесу, гулко ухал филин. Вот в камышах закричала выпь. Путники насторожились – спугнул
– Тс-с! – останавливаясь, протопроедр поднял руку.
Показалось, будто позади кто-то идет, пробирается по болотным кочкам. Может быть, те, кто…
– Да блазнится все, – усмехнулась ведьма, поправляя на плече котомку с заговоренными травами, сушеными лягушками и прочими колдовскими причиндалами, за которые, по правде говоря, женку эту давно было пора привлечь по всей строгости. – Блазнится, блазнится… Кому тут быть-то? Разбойников-то давно нет.
Нет, есть!
Молодой человек снова насторожился, явственно услыхав чьи-то быстро приближающиеся шаги, чье-то запыхавшееся дыхание… Дернул из-за сапога нож…
– Мамко! Дяденька Алексий!
Господи! Никак Сермяшка!
– Ты чего здесь? – узнав сына по голосу, строго произнесла Миколаиха. – Сколь раз говорить – по болоту не шляться! Мало мне одного?
– Матушка, вы б скорей назад…
– С чего б это назад? – Протопроедр недобро усмехнулся. – Нам назад не надобно!
– Там… там… – пастушонок неожиданно расплакался. – Они за вами… меня заставили, хотели убить… да и стадо, говорят, порешим…
– Кто заставил? Что? Почему?
– Не знаю, парни какие-то. По виду вроде – татары. Заставляли за тобой, дядько, следить! Я и следил, что уж…
Паренек виновато вздохнул, но тут же встрепенулся:
– Уходите по гати, тати эти где-то здесь, рядом!
– А ты ори громче, – глухо хохотнул Алексей. – Ишь, раскричался – на все болото слыхать! Ну? – он обернулся к ведьме. – Пойдем, что ли, к гати? Факел-то припасла?
– Христом Богом прошу – не надо факела! – тихо взмолился Сермяшка. – Уж тогда точно заметят.
– Ну, заметят, и что?
– Не знаю… Но ведь не от хорошего дела они за тобой следят!
Протопроедр подкинул в руке нож:
– Ладно, разберемся.
– А на гать, если хотите, я вас и так проведу. Я тут все тропки знаю!
– Знает он, – пробурчала колдунья. – Братец-то твой тоже знал, да утоп… Царствие ему небесное!
Женщина перекрестилась, что вызвало у Алексея некоторое изумление – ну, надо же, ведьма, а крестится!
– Я проведу, проведу! – истово шептал пастушонок. – Только факела не взжигайте!
Молодой человек неожиданно расхохотался и, хлопнув мальчишку по плечу, негромко бросил:
– Ну, что же, веди нас, Сусанин!
– Ступайте сторожко, прямо по гати.
Мог бы и не предупреждать – а то Алексей гать эту не знал! Да как свои пять пальцев. Правда, без факела бы сейчас не пошел.
– Ну, спаси, Господи, в добрый путь! – перекрестилась на дорожку колдунья.
Кругом пока все было тихо – никто не крался, сопя, не шуршал камышами, не хрустел в лесу сучками-ветками.
Первым, осторожно ступая, шагал проводник – Сермяшка, – за ним – протопроедр, замыкала шествие Миколаиха-ведьма. В темноте идти было страшно, гать под ногами пучилась, колыхалась, так что пару раз и сам-то «Сусанин» едва не упал, хорошо Алексей успел схватить за рубаху: