Царьград. Трилогия
Шрифт:
— Да обычное все… Плавает очень хорошо. И весь такой загорелый.
— Загорелый? Ну-ну… — Георгий уселся, обхватив колени руками. Впереди, за бушпритом, отражаясь в серых глазах юноши, медленно опускалось в море золотисто-красное солнце. Наступал вечер, синий, спокойный и теплый. Наступал, чтобы быстро перейти в ночь. Последнюю ночь плавания. На корме и баке помощники шкипера громко зачитывали распоряжение о завтрашнем повальном обыске.
— Вот что, Алексей, — нагнувшись, зашептал Георгий, — Ты говорил, что собирался навестить того монашка.
— А, Массимо! — Лешка
— А ты все же сходи… Посмотри, как он себя ведет? Говоришь, он хорошо плавает?
— Так ты полагаешь… Георгий покрутил головой:
— Ничего еще не полагаю. Ты просто посмотри…
— Хорошо…
Поднявшись, Лешка зашагал к корме. Массимо на своем месте не было, но его сосед, паломник, сказал, что монах вот-вот подойдет.
— Не боись, никуда твой дружок не денется. Вон и вещи его…
— А куда он пошел?
— А дьявол его знает, я не спрашивал.
— А — когда?
— Да только что!
— Только что…
— О чем беседуем?
И как он так незаметно подошел?!
— А, Массимо. А я вот тебя жду. Сам говорил — заходи, поболтаем.
Монах улыбнулся:
— Ну и хорошо, что пришел.
От него опять пахло апельсинами.
— Апельсинами? — по возвращению переспросил Георгий. — А как он себя вел? Ничего подозрительного не заметил?
— Да нет…
— Ладно, попробуем с тем, что есть… Эй, Владос! Вставай. Идем к шкиперу. Только осторожней, он может следить.
— Так, по-твоему — Массимо и есть турецкий лазутчик?!
— Еще не знаю! — Георгий нервно повел плечом. Отыскав шкипера, он пошептался с ним, и вот уже все вместе, плюс четверо дюжих матросов, спустились в грузовой трюм. К тому самому купцу, что вез апельсины.
— Твои ящики?
— М-мои. А в чем дело?
— К тебе только что приходил монах, францисканец?
— Ну, приходил. Он вообще, частенько заходит — апельсины уж больно любит. Я ему недорого продаю.
— А сегодня монах все время находился у тебя на глазах?
— Да. Во-он аккурат на том ящичке сидел.
Абдул Сиен посмотрел на матросов:
— Вскрывайте!
— Ой, что вы делаете?! — возмущенно закричал купец.
— Тихо! Иначе пойдешь пособником,
— Пособником?! — купец в ужасе округлил глаза.
Матросы с треском вскрыли ящик широкими тесаками. Выкатившись, рассыпались по полу апельсины, казавшиеся в дрожащем отблеске факелов маленькими оранжевыми солнышками.
— Вот он! — нагнувшись, Георгий вытащил из груды плодов небольшой свиток и протянул его шкиперу.
Дрожащими руками тот развернул…
— Он… Это он! Чертеж бухты Золотой Рог!
Лешка шел по палубе, озираясь в медном свете луны. Массимо — предатель?! В уме не укладывалось. Такой классный парень, несмотря на то, что монах. Жаль… очень жаль…
— Алексей, друг!
Лешка резко обернулся и увидел прямо перед собой широко улыбающегося монашка. Тот почему-то был без рясы, с голой грудью, в коротких матросских штанах и босой. В руке он вертел монетку. Наверное, только что вылез из-под одеяла. Предатель!
— Я хочу
— Для признания уже слишком поздно. Массимо, — Лешка качнул головой. — Хотя, говорят, искренняя помощь следствию…
— Поздно? — подойдя ближе, монашек закусил губу, в глазах его блеснули слезы.
Лешке было так жаль этого, несомненно, запутавшегося парня, что даже сдавило грудь.
— Почему же — поздно? — выронив из рук монетку, Массимо нагнулся… И выпрямившись резкой пружиной, ударил Лешку ребром ладони в шею!
Юноша захрипел, падая на скользкую палубу, а монах… а лазутчик, тут же перемахнув через фальшборт, сиганул прямо в море.
— Утонет! — послышались крики.
— Нет. Он очень хорошо плавает.
— Как ты? — подбежав, Георгий бросился к Лешке.
— Ничего, — откашлявшись, парень пришел в себя. — Только вот шея болит — глотнуть невозможно.
— Хорошо, что не перешиблены позвонки…
— А вдруг перешиблены?
— Тогда б ты так не болтал.
Они уселись в каюте шкипера, теперь уже — озабоченно – радостного. Радостного — ясно почему, а озабоченного тем, что теперь придется отпускать задержанного скандалиста Иллариона.
— Чувствую, еще принесет мне забот этот толстомордый парень!
— Да бросьте вы, капитан! — улыбнулся Лешка. — Главное-то мы все-таки сделали!
— Хвала Господу и Пресвятой Деве!
Все разом перекрестились на висевшие в углу иконы. Даже Лешка — и тот на полном серьезе.
— Ну? — Владос скосил глаза на Георгия. — Давай, рассказывай!
— Да-да, расскажи! — Лешке тоже было интересно, да и шкипер Абдул Сиен выказывал некоторое любопытство.
— А что рассказывать? — улыбнулся Георгий. — Просто времени у меня было вдосталь. Вот и сидел, думал, сопоставлял списки. И отыскал-таки нескольких человек, что катались туда и сюда — из Константинополя в Трапезунд и обратно. В их числе — францисканец Массимо Дженовезе. Меня еще фамилия удивила — Дженовезе — «Генуэзец», так любой может назваться. Гражданин мира! Потом, ты Алексей, как-то рассказывал, что этот монашек попросил у тебя вина как раз в тот момент, когда…
— Ну да, это еще тогда показалось тебе подозрительным!
— И подозрения укрепились еще больше, когда вы, друзья, в подробностях рассказали мне о прошедшем дне. Купание, загар… Да не может монах быть загорелым! Не может, и все тут! Ну, лицо еще — туда – сюда, но тело?! Еще одно подозрение. Дальше… Зачем подозреваемому, ну, этому толстяку, хранить при себе ненужную улику? Какой-то там обрывок. А ведь на толстяка показал монах! И еще одно, — Георгий усмехнулся. — Апельсины. Монахам непозволительны мирские слабости. Ну и что с того, что он их любит? Наоборот, должен в этом смысле особо себя сдерживать, закаляя дух. Так что, никакой этот Массимо не монах — это я понял достаточно быстро. А когда после объявления об утреннем обыске, ты, Алексей, сказал, что от лжемонаха снова запахло апельсинами… Тут-то меня и осенило! И, как видите, отнюдь не напрасно!