Царица царей
Шрифт:
Близнецы успокоили брата. Клеопатра Селена — ее прекрасная черноволосая дочь — обернулась, стоя на пороге. Ее взгляд пронзил Клеопатру насквозь.
— Кто ты? — резким тоном спросила она. — Ты — не наша мать.
Клеопатра молчала, хотя слова дочери обожгли ее, как луч солнца. Что она знала, ее девочка?
— Мне нездоровится, — выдавила она наконец.
— Все говорят, что ты предала отца, — заявила Селена.
— Ложь! — сорвалась на крик Клеопатра. Мальчики попятились, а она откинулась в кресле. Она не должна кричать на ребенка.
— Ты убила человека в мавзолее, — продолжала Селена вызывающе.
— Кто вам это сообщил? — повторила Клеопатра. — Отвечай.
— Ты не должна разговаривать с матерью подобным тоном, Селена, — послышался чей-то мужской голос. — Слишком непочтительно. Она — твоя царица.
Клеопатра медленно подняла голову.
В покои вошел он. Худощавый русоволосый мужчина с пугающе светлыми глазами. Он даже не потрудился облачиться ради их встречи в торжественное одеяние.
Птолемей подбежал к завоевателю. Октавиан Август подхватил малыша на руки. Клеопатра поднялась, и напряженные мышцы отозвались ноющей болью. Она должна сберечь детей. Она будет притворяться, что ей нет до них дела.
Октавиан опустил Птолемея на пол и махнул рукой близнецам. Те позволили увести себя из комнаты, но за Селеной осталось последнее слово.
— Ты предала не только отца, но и нас, — произнесла она.
Тем временем Октавиан бесцеремонно уселся в кресло Клеопатры. Неторопливым и оценивающим взглядом смерил царицу с головы до ног. Она в растерянности опустилась на скамью. Он не вынудит ее устроиться на ложе.
— Я ожидал увидеть красавицу, — протянул он, — учитывая то, сколько жизней ты разрушила.
Клеопатра едва не расхохоталась. Им, что же, больше не о чем говорить? Он считает, что привлекательность имеет для нее сейчас какое-то значение? Но одновременно с этой мыслью она задалась вопросом, как выглядит. Неужели она уже не соблазнительна, несмотря на весь блеск, драгоценности и невесомые ткани, в которые она убрана, будто подношение завоевателям? Нет. Она видела свое отражение в зеркале. Просто он пытается таким мелочным способом задеть ее.
Она с отвращением поняла, что он достиг цели.
— А я ожидала увидеть мужчину, — прошипела Клеопатра. — Похоже, мы оба обмануты в своих ожиданиях.
— Ты привыкла к обществу скопцов и пьяниц, — парировал Октавиан. — Ничего удивительного — ты не помнишь, что такое настоящий мужчина. Твой консорт… [12]
— Мой муж, — поправила Клеопатра.
— Муж моей сестры Октавии, Марк Антоний, слыл ненасытным обжорой. Не было ни женщины, ни вина, перед которыми он мог устоять. Ты стала для него очередным экзотическим блюдом, не более того. Он отведал Клеопатру, а затем двинулся дальше, прикладываясь к остальным яствам без разбора. Ты ведь не воображала, что твой любовник хранил тебе верность? Он изменял Фульвии, Октавии… и, конечно же, тебе.
12
Муж
Его слова не задели Клеопатру. В распоряжении Антония была царица, готовая разделить с ним ложе и устроить военный совет, причем одновременно. Они провели вместе бессчетные ночи в спальне — среди мягких шелков и морских карт. Клеопатра прокладывала курс для его кораблей, а он целовал ее бедра. К чему ему другие женщины, если он женился на равной? Октавиан лгал.
— Чего ты хочешь? — спросила она. — Мне нечего тебе предложить.
— Дружеской встречи, — ответил военачальник и неприветливо улыбнулся.
Она могла бы расположить его к себе. Она вела бы сладкие речи, грациозно поводила плечами, пела и танцевала, демонстрируя Октавиану его же значительность. Она проделывала такое в прошлом с пользой для себя. Однажды добычей оказался его приемный отец. Ее пронесли в покои Юлия Цезаря, завернутую в ковер. После она высвободилась и пробралась прямиком к нему в постель. Впрочем, с тех пор много воды утекло. Теперь она устала для обольщения своего врага. По-видимому, ее прошлое больше ей не принадлежало.
К тому же Октавиан показался ей отталкивающим. И от него ничем не пахло. Кто он, этот человек, вознесшийся на императорский трон благодаря усыновлению?
— Напитки? — предложила она.
— Я не пью, — отрезал он.
— И не ешь, надо полагать, — уколола его собеседника.
— Как можно принимать пищу в присутствии царицы, которая решила уморить себя голодом?
Октавиан обнажил в улыбке мелкие неровные зубы и придвинул позолоченное кресло к ее скамье.
— Для варвара ты необыкновенно учтив, — заметила она.
— Я — человек семейный. Моя дочь Юлия — главная радость в моей жизни. Нельзя допускать, чтобы твои дети лишились матери, — парировал он. — Хотя они и ублюдки.
Ее ошпарило волной ярости.
— Нет, — отчеканила она. — Их мать — царица. Сомневаюсь, чтобы римляне были в состоянии хоть что-то понять.
Октавиан склонился вперед, упершись локтем в колено.
— Если ты не пообедаешь со мной, — не меняя тона, произнес он, — я буду вынужден перерезать твоим ублюдкам глотки.
Она втянула носом воздух, пытаясь уловить запах лживого римлянина. Как же ей хотелось вырвать его сердце (если оно у него вообще имеется), а потом выпить его водянистую кровь.
— И чем ты собрался меня угощать? — осведомилась она со звериной учтивостью. — Я не вижу здесь никаких роскошных яств. Ты предлагаешь мне пообедать тобой?
Она расхохоталась, но что-то внутри шелохнулось, отзываясь на дикую шутку.
Но это ведь несерьезно. Ей нездоровится. Ее знобит. Пышные одеяния промокли от испарины. Неужели он так слеп? И думает, она будет послушно сидеть, выслушивать его грубые разглагольствования?