Царица доказательств
Шрифт:
Как это часто бывает, никакого торжества Александр Борисович Турецкий не почувствовал. Точнее, не успел почувствовать, потому что, как самый галантный представитель Генеральной прокуратуры, рванулся помогать несчастной жертве жестокой женской моды.
Извиняясь направо и налево перед окружающими, как если бы упал он сам, Александр Борисович вернул женщину в исходное положение.
— Благодарю вас, — низким голосом проговорила она, глядя, как Александр Турецкий собирает икринки, приставшие к ее груди, —
— Извините, мне кажется, вам не стоит больше пить. — Турецкий вдруг обнаружил, чем он занимается, и поспешно убрал руки.
— Наверное, вы правы. — Незнакомка посмотрела ему прямо в глаза. — Мне иногда бывает сложно сдержаться, когда за мной никто не следит. Лилия Бендерская, музыкальный критик.
— Александр Турецкий. Можно Саша.
— Саша, вы не могли бы проводить меня до машины? Правда, вначале я зайду в дамскую комнату.
Только когда они оказались на улице и пошатывающаяся Лилия достала из сумочки ключи, Турецкий вдруг понял, что она имела в виду, попросив проводить ее до машины.
— Вы что, собираетесь сами сесть за руль?
— Если вас смущают мои каблуки, то могу вас успокоить, в машине у меня есть кроссовки.
— Лилия, меня смущает то, что вы собираетесь вести машину в таком состоянии. Вам что, не терпится попасть в аварию?
Лилия озадаченно поджала губы:
— А что же мне делать?
— Я отвезу вас домой. А свою машину вы заберете завтра.
Думаю, что за ночь она никуда не денется.
— Это очень мило с вашей стороны, Саша, но я живу за городом, и мне не хотелось бы создавать вам новые проблемы.
— Лилия, вы создадите мне проблемы, если поедете домой сами, а я в ночной сводке увижу очередной репортаж об аварии.
— Тогда поехали, — согласилась Лилия, улыбаясь. — А то вы нарисовали уж больно мрачную картину.
В машине Александр Борисович украдкой разглядывал свою пассажирку и с удивлением понимал, что только сейчас замечает, какая сногсшибательная красавица находится с ним в одной машине.
— Интересно быть музыкальным критиком? — поинтересовался он, чтобы хоть как-нибудь отвлечься от лезущих в голову неправильных мыслей.
— Мне нравится. Работа заключается в том, чтобы ходить по концертам. А я люблю музыку. Кстати, Саша, вы мне так и не сказали, чем вы занимаетесь. Вы не очень-то похожи на человека, регулярно посещающего подобные мероприятия.
— Вы рассуждаете как настоящий психолог, — улыбнулся Турецкий.
— А я и есть настоящий психолог, — парировала Лилия, — второе образование — психфак МГУ.
— Я тоже учился в МГУ, — сообщил Александр Борисович.
— Саша, вы определенно уходите от ответа. Вы что, преступник?
— Вообще-то прямо наоборот, — признался Турецкий. — Я работаю в прокуратуре. А на концерте я оказался, поскольку Владик
Сказав про жену, Александр Борисович, в точности как Штирлиц из анекдота, почему-то подумал, а не сболтнул ли он лишнего.
Впрочем, Лилия не обратила на жену никакого внимания.
— Наверное, вас достали вопросами о вашей работе?
— Честно говоря, да, — признался Турецкий.
— Тогда я не стану о ней спрашивать.
Когда они подъехали в громадному, четырехэтажному особняку и перед ними автоматически открылись двери, Александр Борисович слегка стушевался:
— Не думал, что музыкальные критики получают так много.
— Вы что, Саша, решили, что это мой дом? — засмеялась Лилия. — К сожалению, вынуждена вас разочаровать. Это дом моей подруги, ее муж успешно занимается гостиничным бизнесом. Но они уехали во Францию на полгода и разрешили мне в их отсутствие здесь пожить.
Александр Борисович сам не заметил, как очутился в просторной гостиной с чашкой восхитительного кофе в руках. Вроде только что он сидел за рулем, Лилия поблагодарила его — и вот он уже пьет кофе, а Лилия сидит напротив и своими огромными глазами, кажется, заглядывает ему в самую душу. А в душе у Александра Борисовича Турецкого творится сейчас черт знает что.
«Не будь дураком, Турецкий, езжай домой, — тщетно убеждал себя Александр Борисович. — Неужели тебе мало полуторачасовых мучений, которые ты перенес на концерте? Тебе еще хочется? Хочется, но отнюдь не музыки», — признался сам себе старший следователь по особо важным делам.
Лилия медленно поднялась с дивана и подошла к Турецкому, который (из вежливости — успокоил свою совесть Турецкий) поднялся ей навстречу.
— Саша, тебе пора домой, — сказала Лилия, беря его за руку, — уже поздно.
— Да я уже и сам собирался идти, — погладил ее пальцы Саша. — Было приятно с тобой познакомиться.
— Надеюсь, мы как-нибудь еще увидимся? — теперь рука Лилии скользила по его плечу.
— Да ради этого я готов даже начать ходить на концерты, — сказал Турецкий и внутренне покраснел от подобных обещаний.
— Не слишком ли большая жертва? — томно произнесла Лилия.
— Нет, — глухо отозвался Турецкий.
Платье Лилии, державшееся на одной застежке, медленно поползло вниз, туда, где уже валялись Сашин пиджак и галстук. И диван, который казался таким далеким, вдруг оказался совсем рядом. И как назло, именно в этот момент из пиджака Турецкого раздалось дребезжание мобильного телефона.
— Саша, ты можешь сейчас не подходить?
— Прости, — матерясь про себя, Александр Борисович потянулся к телефону, — это может быть важно. Я только посмотрю, кто это.