Царица роз и три папы
Шрифт:
Миша что-то рассказывал, а я уже унеслась на мысленной лодке-долбленке в прошлое. Как любая нормальная девушка, я сразу же вспомнила о своих любовных историях. В том числе и той, которую и любовной-то назвать можно с большой натяжкой. Думаю, вы помните моего знакомого Дубровского, я уже упоминала о его похождениях.
Будучи дамой «с понятиями», я знала: связаться с таким типом – нажить себе врагов и заработать геморрой на всю жизнь. А то, что для общения со мной Дубровский каждый раз придумывал всякие фокусы, подтверждало мою и папину теорию: он постоянно в бегах и не в ладах с законом. А недругов имеет больше, чем волос
Словом, лучше и не вспоминать. Даже не знаю, как так вышло, что у нас с ним после летней истории в Сочи завязалась переписка. А потом он появился в нашем городе, рискуя собой. Каждый раз он вроде бы помогал мне, но делал это так противозаконно, что я и мечтать не могла познакомить его со своей семьей.
Расстались мы не то чтобы очень хорошо, но я, как и любая влюбленная дура, надеялась: он изменится и приедет за мной. Ха-ха два раза.
Думаю, вы понимаете, что в таком состоянии все остальные молодые люди вокруг – только друзья. И как бы я ни пыталась убедить себя в том, что Дубровский – мелкий жулик, ничего не выходило.
Я попыталась воссоздать его образ, хотя получалось плохо. Темные глаза, слегка вьющиеся волосы, подбородок грубоват. А губы пухлые, красивые, если бы не шрам, что перерезал верхнюю… Словом, довольно привлекательный парень, но даже не внешние данные делали его притягательным. Было в нем что-то такое… Дух авантюризма, вот! Ну не вписывался он в нашу серую, обыденную жизнь.
Я словно попала в очарованный круг. Ведь прекрасно осознавала, что Дубровский – преступник. Я должна испытывать к нему только злость, презрение и порицать его поступки. Но я влюбилась. И, кажется, Дубровский тоже что-то такое ко мне испытывал, потому что, меняя обличья и имена, периодически возвращался в мою жизнь. Он никогда не звал с собой, не рассказывал мне о своих планах, не хвастался преступлениями. И не боялся, что я выдам его, что свяжусь с полицией, расскажу все папе подполковнику. Он знал, что я не смогу причинить ему зло, но также знал, что я никогда не смогу поступиться своими принципами. Может, поэтому никогда всерьез не предлагал уехать с ним куда глаза глядят?
Я бы никогда не смогла представить его на работе в офисе, или таскающим продукты из супермаркета, или выгуливающим собаку по утрам. Неуловимый, недоступный, далекий. А нашу сестру хлебом не корми – дай пострадать по всякому недалекому гаду.
Глядя на укутанный вечерней дымкой лес, я пыталась разобраться, что же творится в моей душе. И не могла признаться даже самой себе, что иногда принципы – это только мишура. То, что лишает нас возможности прожить свою жизнь по-настоящему, со всеми ее ошибками и разочарованиями. Но и со всеми ее радостями тоже. Зато принципы надежно защищают нас от горечи поражений, словно соломка, которую тебе подстелили те, кто эти принципы придумал.
Но в тот вечер, прогуливаясь с Мишей, я твердо сказала себе: все, хватит наматывать сопли на кулак. Начинаем новую жизнь.
Глава 7. В логове похитителей…
Вымывшись и завернувшись в халаты, мы спустились вниз, в столовую.
Славик немного прихрамывал для полноты образа. Я внушила ему, что хромать – его святая обязанность. Пусть думают, что хромоножка далеко не убежит. Это притупит их бдительность.
За столом прислуживала
Я же сразу смекнула, что эту цветущую пышной красотой гречанку не мешало бы использовать нам во благо. Такие габариты как раз были по части Славика. И он уже не раз показывал себя профи в деле охмурения пышных дам. Но пока мое дело было присматриваться, оттого я неторопливо поедала поданный омлет, заедала греческим салатом и поглядывала в окно. Розочке тоже положили в миску мелко нарезанное отварное мясо и налили водички.
Славик сидел со своим обычным видом, но при этом выглядел дурак дураком: он намотал на голову халу из полотенца и теперь она постоянно падала ему в тарелку.
Когда Славик в третий раз уронил полотенце в салат, Шрек, не выдержав, выкинул его в раковину. Не Славика, полотенце. Первым нарушил молчание мелкий, отставив в сторону опустевшую чашку из-под кофе.
– Что же, я надеюсь, вы немного восстановили силы? Можем поговорить о деле?
– А какое у вас ко мне дело?
– Ваше дело – передать нам ценную информацию, которой владеете только вы. И тогда ни вы, ни песик, ни ваш слабоумный приятель не пострадаете. И вернетесь домой тем же частным бортом. Ко всему прочему вы получите очень хорошее денежное вознаграждение. И вы, и песик, и ваш слабоумный…
– Сам ты слабоумный! – завопил Славик и угрожающе вскинул вверх вилку.
Шрек охнул, мелкий подпрыгнул на стуле, а хозяйка заинтересованно уставилась на Славика. Видимо, распознала в нем доминантного самца. Я уже не раз упоминала, что худосочный Славик весьма нравился дамам бальзаковского возраста: видимо, вызывал у них острое желание прижать его заморышное тельце к плодородной груди.
– Ладно-ладно, – замахал руками мелкий. – Очень хороший, умный мальчик.
– Ты бы это чудо на цепи держала, – буркнул Шрек, закуривая.
– Розочка не терпит цепь, она ручная.
– Я про придурка.
Вилка снова взметнулась вверх, но я похлопала приятеля по руке.
– Но-но-но. Он безобидный. В основном. Не способен ни к какой инициативе. Делает только то, что скажут.
– А что у него за диагноз? – поинтересовался Марик.
Но я отмахнулась в досаде:
– Очень запутанный. Я запомнила только окончание – френ.
Славик радостно закивал:
– Да-да, я олигарфен. Ой, олифраген. Оли…
– Так, Славик, иди-ка погуляй с Розочкой. Мне нужно поговорить с дядями. Нам же можно выходить во двор?
Мелкий и толстяк переглянулись: насколько я поняла, одних выпускать нас не планировали. Но моя тактика сработала: они решили, что от олигофрена не приходится ждать пакостей.
Мелкий порыскал в разговорнике, который держал под рукой, после чего обратился к гречанке на ее языке. Та, кивнув, взяла Славика под руку и повела во двор. Приятель продемонстрировал потрясающую проходку в стиле биоробота Буратино. Розочка, покончив с мясом, поспешила следом, виляя хвостом.
Проводив их довольным взглядом, я сложила пальцы рук домиком и выжидающе уставилась на своих похитителей. Самое интересное, что мне почему-то было ни капельки не страшно. Нет, то есть умом я, конечно, понимала: раз нас похитили – ничего хорошего ждать не стоит. Но почему-то я была уверена в благополучном исходе дела и воспринимала все это как игру.