Царица темной реки
Шрифт:
Эржи произнесла несколько фраз – с надменностью настоящей графини. Старик обернулся ко мне, отвесил такой же поясной поклон и почтительно сказал:
– Мне имя на Юро. Я сом русин. Пане ласкавы разумие такий говор?
Ах, вот оно что. Сюрпризом для меня это не стало: пройдя пол-Венгрии, я уже знал, что здесь кроме мадьяр живут еще и славяне: и словаки, и русины нескольких народностей, отличавшихся языками. Встречали они нас гораздо приветливее венгров, и договориться с ними было гораздо легче, хоть и с некоторым трудом.
Вот и сейчас, когда я с ним заговорил,
– Как мне это раньше в голову не пришло! – сказала Эржи. – Теперь и говорить можем, а не на бумажке писать, как немые.
(Нельзя сказать, что разговор у нас пошел теперь так уж гладко – языки все же разные, иногда она не понимала меня, иногда я не понимал ее, приходилось переспрашивать, порой не раз, помогая себе жестами, – что нас обоих только забавляло. Но все же теперь мы могли общаться более-менее свободно. Прошло много лет, и я не держал в памяти наши разговоры дословно – да и зачем? – а потому пойду по самому легкому пути: буду пересказывать наши беседы правильным русским языком.)
– Я тебе могу еще раз поклясться на распятии – это действительно Анно Домини тысяча семьсот сорок пятый.
– Не надо, верю, – сказал я. – Но как так могло получиться? Не знаю, как ты, но я никогда не верил в колдовство…
Эржи звонко рассмеялась:
– Никакое это не колдовство. С колдовством я бы и не стала связываться как богобоязненная христианка. Тайные науки… Тайные знания… Тайные умения… Примерно так. Точнее я объяснить не могу – в ученые материи не посвящена. А тот, кто мог бы… – Ее личико на миг омрачилось. – Он погиб, не успев взяться за третью картину.
– А как же теперь быть с этими двумя? Такая дверь меж временами – штука опасная.
– Это ненадолго, – сказала Эржи. – Скоро все закроется, день-два. Останутся только картины, пейзаж и портрет. Самые обычные картины. Я надеюсь, день-два ты сумеешь удержать все в тайне? Задернешь портьеры, попробуй раздобыть ключ и запирать дверь снаружи, когда будешь уходить. У дворецкого всегда есть ключи от всех дверей… Ты еще не взял?
– Да как-то не подумал, что понадобится…
– Возьми сразу, как только вернешься. От нас к вам никто не попадет, я уже позаботилась. А вот если в твое отсутствие кто-нибудь обнаружит дверь и решит наведаться в гости, трудно и предсказать, что из этого выйдет. – Она послала мне лукавый взгляд. – В тебе-то я уверена, ты сумеешь сохранить тайну…
– Подожди, – сказал я чуточку ошеломленно. – Как же так… Два-три дня…
– Увы… – Она сделала грустную гримаску. – Есть обстоятельства, которые сильнее нас.
– Так ты что же, вернешься в портрет?
– Вот уж нет, – засмеялась Эржи. – Нет, конечно, изображение на портрете будет прежнее, но сама я остаюсь здесь. Слишком многое еще не закончено. Долго рассказывать.
Останется
– Господи! – спохватилась Эржи. – Заболталась, обрадовалась, что мы теперь с тобой можем свободно разговаривать – и совсем забыла о долге хозяйки. Я сейчас велю подать завтрак…
Я взглянул на часы и поднялся:
– Нет времени на завтрак, Эржи, как ни жаль. Через четверть часа сыграют подъем, начнется обычная военная жизнь, и мне всем этим командовать. Ничего не поделаешь, служба…
– Я понимаю, – покладисто согласилась она и тоже встала. – У меня среди родных было столько военных… – И, подойдя вплотную, положила мне руки на плечи. – Но ведь всякая служба когда-нибудь кончается… Я приду ночью.
Прощание немножко затянулось, но я успевал к подъему, даже немного времени было в запасе. Да и не имелось каких-то неотложных дел, не было необходимости с ходу включаться в налаженную жизнь роты. Эржи помахала мне с крыльца, я помахал ей и быстрым шагом направился в свой двадцатый век. Благо «дверь» никуда не делась, и возле нее отиралась белка, кажется, та самая.
Цыкнув на нее, я шагнул в комнату и первым делом плотно задернул портьеру «двери», потом портрета. Критически присмотрелся, отступив на пару шагов. Если не знать, что за портьерами, получилось вполне благолепно – а кто чужой завалится в мою спальню и станет лазить за портьерами?
Позвонил дежурному по роте – никаких происшествий не случилось, никто меня не искал, не звонил ни из батальона, ни выше. Так что на какое-то время спокойная жизнь обеспечена. Есть полная возможность кое-кого порасспросить, развязать кое-какие узелочки – не столько из любопытства, сколько по въевшейся привычке доводить начатое дело до конца. С кого начать, с Паши или с Иштвана? А пожалуй, с того, кто первым под руку подвернется…
Кто первым подвернулся под руку, стало ясно сразу же – по деликатному стуку во все еще запертую на щеколду дверь. И по деликатности и по самому стуку – Паша стучать ни за что бы не стал, в армии не стучат (правда, только в те двери, перед которыми нет приемной с адъютантом или часового).
Так и есть, на пороге обнаружился Иштван во всем блеске – ливрея в золотом шитье, позолоченные пуговицы с графским гербом, панталоны до колен, белоснежные чулки, туфли с позолоченными пряжками. Так он по дому и расхаживал. Бойцы его прозвали Павлин-Мавлин, посмеивались вслед, но не обижали. Лейтенант Горский, мой самый молодой командир взвода (месяц как из школы ускоренного выпуска младших лейтенантов, едва усики начали пробиваться), даже с ним сфотографировался. Сказал, что пошлет карточку невесте, пусть полюбуется, какая экзотика попадается на войне – настоящий старорежимный дворецкий, как у нас в царские времена.