Царская руна

Емельянов Дмитрий Анатолиевич

– Я и не сомневаюсь. Было бы по-другому, разве были бы мы с тобой живы до сих пор - Затем дав себе еще несколько мгновений на размышление, он сложил все обратно в мешок, затянул его и повесил за спину:

– Если боги втравили нас в это дело, значит, мы для чего-то нужны. Кто мы такие, чтобы противиться воле божьей?
– С этими словами Наксос поднял второй рукой сундук, на котором еще недавно сидел, и направился к выходу:

– Труп закопай так, чтобы никто не нашел, а для нашего добра утром найдем более подходящее место.

Глава 4. Лука

Когда

караван цезаря Иоанна добрался к выходу из долины, лагерь варваров уже жил полной жизнью, горело несколько костров, и потягивало приятным запахом жареного мяса. Стреноженные лошади, потряхивая гривами, щипали траву на пологом склоне, а их хозяева толпились вокруг костров, ожидая, когда же, наконец, можно будет приступить к еде. Ни шатров, ни палаток видно не было, венды всегда ночевали под открытым небом, предпочитая мобильность комфорту.

Лука приказал разбивать лагерь напротив вендов, на другом берегу ручья. Все обрадованно засуетились. Пока слуги распрягали лошадей и ставили шатер, Иоанн решил спуститься к ручью, набрать воды и умыться, логофет, недовольно ворча, последовал за ним.

– Только после таких потрясений, понимаешь какое это счастье - просто жить.
– Иоанн счастливо улыбался, набирая в ладони воду и плеская себе в лицо.
– Подумать только, Прокопий, мы могли бы умереть в такой прекрасный день. Вот так люди строят планы, чего-то боятся, стараются не рисковать, а погибают из-за нелепой случайности, которую даже представить себе не могли.

– Если от глупой случайности зависит твоя жизнь, то это уже не случайность, а воля всевышних богов.
– Прокопия все еще не отпустило, и он был раздражителен и ворчлив.
– Кстати мальчишку этого, знаменосца, надо бы выпороть примерно. Чтобы другим урок был.

– Да, надо бы. Но не будем. Сегодня счастливый день, пусть все будут счастливы.
– Иоанн блаженно щурился на заходящее солнце.

В лагере варваров поднялся какой-то шум. Цезарь опустил голову и открыл глаза. Рыжий верзила тащил связанную пленницу, и всякий раз как кто-то из вендов отпускал в их сторону шутку, вся сотня сотрясалась от хохота. Варвар привязал женщину к дереву, затем поднялся, посмотрел на нее, вернулся и с явным удовольствием связал ей еще и ноги.

– Кто эта женщина?
– Иоанн перешагнул ручей и подошел, с интересом рассматривая пленницу.

– А кто спрашивает?
– Недовольно буркнул рыжий в ответ.

– Аккуратнее, варвар. Ты разговариваешь с цезарем Северии Иоанном.
– Вперед выступил насупившийся Прокопий.

– Во как!
– Искренне изумился верзила, не обращая никакого внимания на маленького патрикия и с интересом разглядывая Иоанна.
– Цезарь. Я говорю с самим цезарем и где, аж за тыщу верст от Северии, в Сардии. Скажи кому, не поверят.

– Так кто она?
– Иоанн попытался вернуть его к теме.

– Я, Ранди, цезарь. Ранди Дикий Кот. А эта. Это не женщина, тут вы сильно заблуждаетесь. Это тварь, зверюга. Вы только взгляните на ее когти.
– Ранди задрал рубаху.

– Вот взгляните, он показал на свой шрам, тянущийся через весь живот, набухший, с толстой коркой запекшейся крови. Ее работа.

Вот вы скажите. Человек такое может?

– И где вы ее взяли?
– Заинтересовался патрикий. Ренди удостоил наконец-то коротышку взглядом и, сделав внушительную паузу, принялся повторять явно уже неоднократно рассказанную историю.

– Мы отбили ее у сардов. Два десятка конвоя. Но Лава хитрющий... Мы их так зажали... Сарды бились как звери до последнего, а у нас всего трое погибших, да и то после боя ребята от ран скончались. Представляете, сардийцы, а все полегли, никто деру не дал, даже не попытались.

– А что она сама то говорит?
– Перебил разговорившегося варвара Иоанн.

– Она сама ни слова не произнесла. Вот уже неделю как молчит. Но двое пленных пока еще живы были, называли ее ведьмой и кляли по-всякому. Говорят, везли ее к самому Хозрою, царю Сардии. Правда, они не успели ничего сказать более. Сильно изранены были, померли, а пока мы эту ведьму вязали, так она успела двух наших пырнуть иглой для волос, а мне брюхо распороть. Тварь. Я ее за это слегка тюкнул башкой о камень, так с тех пор ведьма в отключке, а надо мной вся сотня потешается. Так что вы близко-то не подходите, мало ли чего. Вдруг очухается.
– Ранди замолчал, посматривая на слушателей. Не найдя достойного, как ему показалось, внимания к своему рассказу, он развернулся и пошел к кострам, откуда доносились возбужденные голоса варваров.

– Ведьма.
– Иоанн внимательно рассматривал связанную женщину.
– И не скажешь, не старая совсем, даже миловидная. Если подлечить и помыть может даже...

Не договорив, цезарь отскочил, как ужаленный. Ведьма внезапно распахнула глаза и вперилась в него желтыми, кошачьими зрачками.

– Иоанн. Сын Димитрия Корвина. Потомок Корвина Жестокого, первого царя Туры.
– Она говорила медленно, словно повторяла за кем-то плохо разборчивый текст.

– Откуда ты знаешь? Кто ты такая?
– Цезарь был ошарашен. Потомок царя Корвина, да он сам о себе такого не знает.

Ведьма не отвечала, и глаза ее вновь были закрыты.

– Вы видели, слышали?
– Иоанн судорожно схватил Прокопия за рукав. Патрикий успокаивающе сжал его руку.
– Не забивайте себе голову, мой господин. Подслушала наш разговор, сложила одно к другому и ловит вас на крючок. Она же ведьма, не забывайте.

– А Корвин? Мы про Корвина не говорили, да и про отца тоже.
– Иоанн засомневался.

– Цезарь, не будьте ребенком. Посмотрите, она явно не простолюдинка, ее руки еще совсем недавно знали такой уход...
– Прокопий с тоской посмотрел на свои ладони.

– Какого у меня давно уже не было.
– И добавил.
– Значит, образованная, знает историю Туры. Вот и ответ.

– Пожалуй, может быть.
– Иоанн начал успокаиваться. Тем более ведьма вновь не подавала признаков жизни.

– Пойдемте отсюда, мой господин, вы слишком устали. На сегодня впечатлений уже достаточно.
– Патрикий приобнял своего подопечного за плечи, разворачивая и направляя в сторону лагеря. Они успели сделать несколько шагов, когда их догнали слова ведьмы:

– Тебя ждет беда, Иоанн. Смертельная беда. Цезарь вздрогнул и застыл, на него опять накатил парализующий страх.