Царская свара
Шрифт:
— Дык манифест нам от царя Ивана прочитали… Тем, кто на его защиту встанет… Того он под свою государеву руку возьмет и волею наделит! Будьте вы прокляты, злодеи!
Александр Иванович пребывал в ярости, еще бы — в коротких схватках, да в засаде эскадрон потерял только убитыми десяток кирасир. Да еще семеновцы лишились доброй дюжины — от подлой стрельбы из-за кустов. А взамен три мертвеца в зеленых куртках егерской команды, что лишь при нескольких полках обретались, да полдесятка изрубленных мужиков. Живым захватили только одного — сейчас лежал перед ним у ног окровавленный, живучий, все умереть никак не мог.
Бешеный
— Пока не сдох, вздернете его на суку — пусть вороны расклевывают, — приказал Полянский, и кирасиры со злобной яростью в глазах и смешках, повесели мужика. Тело закачалось в конвульсиях, из распоротого живота упал клубок дымящихся потрохов.
— Поделом вору и мука, — сплюнул подполковник, стараясь не показать, что мужицкие выкрики если не напугали его, то порядком насторожили. Ведь «принц Ивашка» помешался, теперь знали об этом точно. Если он объявит «вольную» крепостным, то такое может начаться, хоть святых выноси. А потому давить мятеж нужно как можно скорее, иначе полыхнет новой Смутой, новые «разины» с «булавинами» повылазят, полыхнет из-за каждого угла отечественного разлива Жакерией.
— Ушли егеря с мужиками в болото, а там гнили по грудь. Сунулись, а толку? Они по нам на выбор бьют, видимо на островке сидят, запас пороха и провианта заранее сготовили, — грязный до омерзения, горжет весь заляпан, мундир облеплен тиной и травой, подпоручик Семеновского полка затрясся в бессильной злобе. — Ничего, найдем какого полка людишки и повесим на первом же суку, вперемешку с мужиками.
Это надо без разума совсем быть и такую дурь устроить — «волю» этому быдлу пообещать?! Да их батогами до смерти пороть нужно, что портки свои при виде дворян от страха мочили!
— Вы совершенно правы, граф!
Полянский кивнул офицеру, будучи полностью с ним солидарный. Петр Федорович покойный, вслед за манифестом «О вольности дворянской», решил таковой для народа объявить — вовремя придурка удавили братья Орловы, а то бы такое на Руси сотворилось?!
А оно надо?!
Полянский принялся подгонять коня, и вскоре проехал мимо длинной колонны преображенцев. Те к берегу уже не свернули, нарушая разработанный план, и последовали дальше вдоль берега по пыльной дороге. Видимо там генерал Панин решил переправить главные силы подальше от места засады. Александр Иванович пришпорил мерина и через четверть часа тот его вынес на невысокий берег.
— А вот такое мне по душе!
Картина сражения здесь радикально изменилась. Подошедшая эскадра встала на якоря и так прошлась орудийным огнем по мятежникам, что те в панике бежали, а деревенька весело запылала — от горящих изб поднимались в небо густые клубы черного дыма.
На южный берег уже перевезли не меньше батальона семеновцев, весельные суда сновали по реке туда-сюда. Часть кораблей, из которых два были большие, утыканные пушками, лавируя по Неве с наполненными парусами, медленно продвигалась против течения. Вместе с ними уходила и добрая половина от весельных судов, видимо, для быстрой переправы лейб-гвардии Преображенского полка. Да и потери не столь серьезные, как показалось вначале — от силы сотня убитой и утонувшей инфантерии. С этим нужно примириться — без урона войны не бывает!
Заминка, конечно, вышла, но короткая, часа на два, не больше, а ведь скоро полночь. Впрочем, спать никто не будет, здешние
Глава 15
Шлиссельбург
Иоанн Антонович
поздний вечер 6 июля 1764 года
— Стрельба это пушечная, государь, над водой звуки далеко идут, — подполковник Бередников говорил спокойным голосом, а ведь такой орудийный гул, пусть сильно отдаленный и еле слышный, говорил об одном, о чем комендант Шлиссельбурга и сказал:
— Мыслю, ваша величество, то эскадра от Петербурга идет. Вначале наши пушки по гвардейцам палили, а теперь по ним стреляют, причем в достаточном числе, что здесь слышно. Только на кораблях столько орудий ставят, фрегаты там или бомбардирские суда.
«Где-то от Кировска стреляют, чуть дальше ладожского моста через Неву, что был в моем времени. Именно в том месте Миних три полка генерала Корфа поставил, силой в один батальон каждый. Баталия горячая идет, судя по всему. Но почему же фельдмаршал весточку не шлет — хочется в курсе новостей всегда быть!»
Никритин посмотрел вдаль — в сумраке мелькнуло белое пятно, похоже на паруса. И тут он увидел, как из Ладожского канала одна за другой потянулись барки, тяжело груженные камнем. Строившаяся столица поглощала его и кирпич прямо в колоссальных количествах — каждая третья баржа шла именно со стройматериалами, и Иван Антонович недоумевал, почему фельдмаршал Миних приказал их задерживать в канале, не пропуская в столицу. А вот теперь выпустил в Неву. Причем тяжелогруженные барки тащили весельные баркасы — одну за другой он насчитал семь «буксирных сцепок», которые потихоньку цепочкой вытягивались вдоль реки в шахматном порядке. Люди суетились, бросая в воду импровизированные якоря — огромные камни, перемотанные веревками.
Но зачем?!
— Видимо, фельдмаршал приказал на Неве заграждения поставить, чтобы неприятельские корабли маневра были лишены, и, может быть на ходу на них наскочили, и днища себе пропороли. Проход ведь оставили только в южный рукав Невы, где у нас больше всего пушек на стенах. Смотрите, государь, они тонуть стали.
Действительно, с Государевой башни было хорошо видно, как одна за другой барки стали уходить под воду, видимо люди, что суетились, прорубали топорами борта и днища. Однако, на двух баржах раздались взрывы, белые клубы дыма поднялись над камнями и они намного быстрее других посудин ушли под воду. Находившиеся на подлежащих затоплению судах люди, попрыгали в баркасы и стали ожесточенно выгребать против течения, медленно плывя к форштадту.
«Нева здесь глубока — недаром с ладожских верфей при Петре Великом линейные корабли проводили спокойно, а у них осадка больше пяти метров. Выставленное заграждение только крупный корабль остановит, мелочь пузатая типа яхт и даже скампавеи над затопленными барками спокойно пройдут. Хотя для них это станет оттянутым на время самоубийством — на каждый рукав по три десятка пушек смотрят с крепостных верков своими жерлами. Против 24-х и 18-ти фунтовых пушек ни одна яхта не выстоит — утопят мгновенно, особенно пустив в ход начиненные порохом гранаты, а мортиры пудовые и трехпудовые бомбы.