Царская жизнь или непутевые заметки Царицы

Доманчук Наталия Анатольевна

Помню одну историю: приехала я к нему на выходные, смотрю как раз подъезжает машина скорой помощи.

Ну мы все (дети и внуки) к этому автомобилю привыкшие. У деда давление больше 150 подскочит — он сразу 03 вызывает.

Скорую он вызвал, а тут к нему за вином алкаш Витя пришел. Дед и спустился в подвал за бутылочкой. Вылезает он из подвала, а врачи в белых халатах его уже ждут:

— Василий Петрович, ну вы бы хоть нас постеснялись, в кровать для приличия легли бы…

Эх, хорошее было время. Скучаю я по ним очень!

Помню, как в классе втором-третьем,

я собрала всех одноклассников и сообщила им, что мой дедушка купил Чертовое Колесо и я теперь катаюсь только там и другие аттракционы мне не нужны.

Одноклассники, конечно же, всей гурьбой пришли ко мне домой и стали пытать маму — правда это или нет.

Мама не очень любила при всех кричать, что я дура, и что ей надоели мои фантазии, и что она ещё не отошла от зоопарка, который открыл мой отец у себя на кафедре в институте.

Отец, к слову, работал преподавателем электротехники и зачем ему нужен был зоопарк на кафедре я объяснить не могла. Ну родила собака двух щенков, да. И чем это не зоопарк? Ну ладно, это другая история. Вернёмся к Чертовому колесу.

Поэтому моя мама только поджимала губы, кулаки, очень глубоко дышала и кивала, что да, моя дура-дочь, говорит правду.

— Прям огромное? Прям до неба? — пытали ее мои одноклассники.

— Ну не до неба! Но большое, да.

Думаете я стояла и молчала? Ага. Сейчас! Я ещё с мамой спорила!

— Да огромное оно! Выше всех деревьев! Сверху смотреть страшно, я только на пятый раз привыкла.

Потом, когда малышня уходила, она играла хорошую и терпеливую мать, сажала меня рядом и объясняла, что так нагло врать нельзя и что в следующий раз она меня сдаст!

Но даже и тогда я не признавалась.

— Ну дедушка же сделал мне качели! — не сдавалась я, — и я их зову Чертовое Колесо! И ничего я не выдумываю!

И качели эти выше дерева!

А в конце первого класса к нам в школу приехали стоматологи. Они ковырялись в зубах у всех моих одноклассников, сверлили, делали им пломбы, а мне сказали, что у меня все хорошо.

Я пришла домой и сообщила родителям, что у меня очень плохие зубы и мне поставили три пломбы.

Родители осмотрели мой открытый рот. Особенно тщательно рассмотрели зубы, на которые я указала что их отремонтировали. Долго возмущались, что ничего не видят. Оказывается пломбу можно увидеть? Вот это новость! Но я все равно не призналась и продолжала играть самую плохозубую девочку на свете.

Кроме того, когда родители утром сообщили мне, что идут в школу и хотят поговорить с зубным врачом — я всю дорогу возмущалась, что эти врачи плохие и очень больно ремонтируют зубы. Но признаваться во лжи не собиралась.

Стоматолог даже в кресло меня не усадил. Посмотрел в какую-то карточку и сказал, что я единственная в классе, у кого здоровые зубы.

Но даже в кабинете стоматолога я не сдавалась:

— Но вы же мне совали в рот вот это и вот это и нажимали отверткой! Разве это не пломбы? — возмущалась я.

Родители ушли домой. Я пошла в класс. Дома меня никто ни о чем не спрашивал.

С тех пор я поняла одно — сдаваться нельзя! Если несешь ахинею — неси ее до конца и попытайся

не расплескать. Тогда тебя примут за фантазерку, за идиотку, за маразматичку, но не за лгунью.

А быть фантазёркой не только почетно, но и приятно! Намного приятней, чем больной на голову. Это я вам как профессионал говорю!

В девятом классе я точно решила, что хочу стать актрисой. С амплуа еще не определилась, потому что слова такого не знала. Просто актрисой. Точка.

Как в маленьком молдавском городке стать актрисой? Надо серьезно готовиться и ехать в Москву! А как готовиться? Нужны уроки актерского мастерства. А кто может дать эти уроки в маленьком молдавском городке, где всего 16 школ и один пед институт?

Одной решать такие серьёзные проблемы было сложно. Ещё из сложностей было то, что мои родители видели меня в любом институте, только не в театральном, и в любом городе, где только есть 16 школ и один пед институт.

Но я нашла подругу Иру Адамчук, которая тоже мечтала стать актрисой. Вместе мы нашли курсы актерского мастерства при клубе Железнодорожник. Нет, название клуба нас совсем не испугало. Потому что нам сразу сообщили, что курсы очень серьёзные и мы будем выступать на сцене уже через месяц. И выдали нам с Ирой сценку которая называлась "Укушенный".

Всю дорогу домой мы делили роли. Героев было два: медсестра и Укушенный. Медсестра была красивой девушкой в сексуальном белом халатике, а Укушенный был мужик, которого укусила собака и он пришёл к медсестре за помощью. Но эта медсестра его так довела своими глупыми вопросами, что он взбесился и хотел укусить медсестру.

Понятное дело, что роли делились с трудом. Медсестрой хотели быть все. А укушенным не хотел никто.

Каждая из нас объясняла другой как это интересно и почетно иметь характерную роль, а не простую медсестричку. Но убедить в этом своего оппонента никто не мог.

Сейчас я жалею о своем выборе. Надо было взорвать этот Клуб Железнодорожников своей игрой безумного Укушенного, включить харизму Хабенского и голосом Есенина или Саши Белого, что одно и тоже, гениально сыграть человека, которого довела медсестра в сексуальном халатике.

Но лучше понять это сейчас, чем не понять совсем. Я решила снимать сейчас все, что только идёт мне на ум. А потом уже определиться с амплуа. Хорошо, что это слово я уже знаю…

И если вдруг вам нравится мои вайны — обязательно дайте мне знать! Я ищу себя. Помните об этом!

Да, если вдруг меня кто-то нашёл — это никакая не я! Потому что пока я никакая! И до сих пор ищу себя!

В родной семье юмор был подвальный, то есть ниже оранжевого плинтуса и линолеума цвета зрелой морковки.

Папа с мамой никогда не шутили, никогда не подкалывали друг друга и не задирались.

Но мы с братом получились большими шутниками.

Брат младше меня на семь лет и пока я жила в отчем доме (до шестнадцати лет), брату тогда было всего девять, я его не замечала. Его — это юмор. Поведение у брата всегда было отвратительным. Может быть именно поэтому юмора и не было видно.