Царский блицкриг. Боже, «попаданца» храни!
Шрифт:
Британский фрегат словно подбросило из воды, мачты качнулись, прикрытые султаном воды, и рухнули в кипящее море.
Следом вспучился водяной столб у линейного корабля, шедшего под адмиральским флагом. Тот рыскнул в сторону, потеряв две мачты.
В его корму сразу же врезался на полном ходу следующий за ним в кильватерной струе корабль. Одна из мачт не устояла и, качнувшись, рухнула на подранка.
— Два взорвались, один стреножен, государь!
— Сам вижу, — холодно бросил Петр на радостный выкрик капитана. Ликования он не испытывал, хотя британцы потеряли треть эскадры махом. Тут разборки межгосударственные
Корабли укутались густым пороховым дымом — было хорошо видно, как ядра разносили в пыль каменные стенки укреплений. Вот тут Петр подзабыл свое нарочитое миролюбие — стерпеть такое он не мог. Однако укрепления молчали, и он в гневе воскликнул:
— Мы не на балу, а ты, Бонапарт, политесы тут англичанам устраиваешь?! Скандала бо…
Петр осекся, его брань в адрес корсиканца оказалась напрасной. Белый дым заволок два берега — батареи дружно послали ответные гостинцы.
Да и минное заграждение собрало очередной свой улов. У борта линкора встал водяной столб, и почти сразу же из его чрева, выворачивая палубу, полыхнуло пламя. И чудовищный взрыв не только разметал горящие обломки, но нашел еще одну жертву — второй фрегат разделил участь первого, буквально на глазах превратившись в полыхающий костер.
— Зело, однако…
Петр не мог поверить собственным глазам — увидеть такое нещадное избиение англичан он не ожидал в самом горячечном бреду. И тут, словно размытая химера, выросло еще одно видение — два британских линкора напоролись на мины, стараясь совершить маневр и уйти от губительного огня береговых пушек.
Он не ошибся, взяв Бонапарта на русскую службу — несостоявшийся французский император военное дело знал прекрасно. Бомбические пушки буквально в труху размолотили линейный корабль, тот потерял ход и беззащитно покачивался на морской глади.
У последнего «британца» явно не выдержали нервы — линкор стал разворачиваться в узости, стремясь улепетнуть. Да не тут-то было — продольное минное заграждение специально для противодействия таким маневрам было предназначено.
В голубое небо взметнулся очередной водяной столб, а через несколько минут английский линкор, повалившись, обреченно лег на борт. Пушки на берегу прекратили стрельбу, и тишина оказалась на секунду такой давящей, что Петр непроизвольно закряхтел, желая услышать хотя бы собственные звуки. И тут на кораблях взорвался многоголосый ликующий хор, и в небо белыми птицами взлетели бескозырки.
— Виктория! Виват!
Петергоф
Прочитав первую ленту, Миронов посерел лицом — о таком он знал, это крепко ему в голову вдолбили, но за все годы службы ни разу не слышал. И действовать нужно было немедленно, и первым делом сразу накрыл планшет с принятой телеграммой.
— Государево слово и дело, — глухо, но четко произнес телеграфист, и Пузо, с побелевшим лицом, рванул опечатанную дверку шкафчика на стене, схватил флажок, сунул в губы свисток и, разматывая красную ткань, выметнулся за дверь. Привалился к ней снаружи, хотя Миронов тут же закрыл за ним засов.
И правильно сделал, все по инструкции, ибо есть такие государственные
Федор вытащил из-под мундира ключ, открыл сейф начальника и достал секретную тетрадь. Расписался там в получении депеши, достал красный футляр, как раз для таких случаев предусмотренный, и уселся за стол, принявшись быстро расшифровывать сообщение. А за окном разливалась переливчатая трель свистка — Пузин тоже хорошо знал и помнил инструкцию и теперь ее выполнял.
Работа была проделана за несколько минут. Миронов вложил листок в футляр, быстро расписался на планшете и запер оный в железный ящик. Новость его ошарашила, но он напустил на лицо ледяную маску — о таких делах ведать надлежит только государыне. И, помешкав одну только секунду, собравшись духом, рванул массивный железный засов и, держа на вытянутых руках красный футляр, вышел за дверь.
У здания его уже ожидали, так что в сердце екнуло. Такого он просто не ожидал и представить не мог в самом горячечном бреду.
Напряженно застыл, кусая в нетерпении седой ус, старый наперсник императора. Рядом с ним подполковник, командир караульной роты, капитан и полдюжины солдат с винтовками — все с поседевшими головами, в шрамах и отметинах от множества боев, в которых они участвовали. Так император повелел — брать в дворцовые гренадеры тех гвардейцев, что по ранам своим службу в поле нести не могут.
— Командир лейб-гвардии Дворцового батальона полковник Берген, — лязгнул голосом комендант Петергофа, словно клинком, а глаза тревожные, с затаенным страхом, но положенную инструкцию соблюл четко.
— Срочная депеша, — негромко произнес Федор и добавил громче, с пониманием, внушительно: — Государево слово и дело!
Федор смог выдержать впившийся в него взгляд коменданта, что впервые, как и все во дворце, услышал трель свистка и красный флажок, суматошно мелькавший в воздухе. Потому и прибежал первым, страшась услышать о своем благодетеле недобрую весть. А ведь за обеденным столом был полковник, что любому армейскому генерал-майору равен — крошки хлебные на рукаве прилипли, да обшлаг мокрый, видно, вино пролил.
И Миронов не выдержал, глядя в умоляющие глаза Бергена — он только моргнул легонько, как бы говоря, что все в порядке, беды нет, даже наоборот. И увидел, как судорожно сглотнул старый офицер, с какой благодарностью одарил его взглядом. Но то было секунду, и стальным голосом комендант отдал приказание и одновременно выхватил из ножен шпагу.
— Господин подполковник! Путь должен быть чист! Выполнять!
— Есть, господин полковник!
Раньше бы Федор усмехнулся, глядя, как резво побежал старик с двумя пожилыми солдатами, но сейчас даже мысленно не улыбнулся. Понял, что и они так же честно выполняют присягу.
— Прошу следовать за мною, господин губернский секретарь, — тем же стальным голосом скомандовал полковник. — На кра-ул!
Солдаты лязгнули затворами, загоняя патроны, а потом дружно выхватили длинные кинжальные штыки и примкнули их. И пошли, с отрешенными лицами, держа ружья наперевес.
Миронов шел позади полковника, и на глаза поневоле накатывали слезы. Он теперь знал, что, случись нападение (совершенно невозможное дело, вроде африканской жары под Рождество), все эти офицеры и солдаты полягут, защищая его до последней капли крови. Вернее, ту депешу от императора, что сейчас держат его руки.