Царский каприз
Шрифт:
Крепостные ворота были широко отворены, и в них, соблюдая строгий порядок, впускали всех желавших поклониться праху государя и проститься с ним.
Княгиня со своей спутницей стала в хвосте и, постепенно подвигаясь вместе с этим извивавшимся хвостом, наконец достигли паперти собора и через настежь открытые двери вступили в храм.
Вся церковь была залита огнями. У гроба в парадных мундирах дежурили высшие чины двора, в головах и у ног державного покойника стояли кавалергарды в полных парадных мундирах с опущенными вниз палашами. По церкви, покрывая тихий, сдерживаемый гул толпы, уныло звучал голос протоиерея,
У Марфуши глаза разбежались от всего этого величия и всей этой роскоши.
Княгиня же Софья Карловна ничего не видела и с трудом могла различить только красные ступени возвышения и блеск тяжелого парчового гроба.
Увидав в толпе полуслепую старушку, которую под руку вела молоденькая девушка, и опасаясь, чтобы, поднимаясь на ступени катафалка, старушка не споткнулась и не произвела какого-нибудь беспорядка, один из чинов дворцовой полиции подошел и, обращаясь к Марфиньке, учтиво, но довольно настоятельно заметил:
— Вы бы старушку-то в сторонке оставили!.. Неудобно ее будет… Тесно тут… народа много!.. Да и ведь она все равно ничего не увидит!..
— Нет, я имею право пройти и пройду! — отстраняя растерявшуюся Марфиньку, проговорила Софья Карловна таким властным голосом, что полицейский агент моментально отступил, чтобы дать ей дорогу. — Кто вы? — тем же тоном спросила княгиня. — Вас я явственно не вижу!..
Вконец озадаченный полицейский почтительно объяснил, какое место он занимает в штате дворцовой полиции.
— Кто на дежурстве при гробе? — продолжала княгиня свои властные и гордые расспросы.
Полицейский назвал ей несколько имен и закончил перечень словами:
— По правую сторону, в головах, стоят: камергер Вонлярлярский и генерал-адъютант Бетанкур.
При имени последнего княгиня слегка вздрогнула.
— Когда сменится дежурство? — спросила она.
— Через пять минут! — по-прежнему, почти раболепно отрапортовал полицейский.
— Отведите мою спутницу в сторону! — повелительно сказала Софья Карловна, — и дайте ей покойное место!.. Я стану вместе с нею, а когда сменится дежурство, то подойдите к дежурному генерал-адъютанту, и скажите ему, что княгиня Несвицкая желает проститься с государем и просит пропустить ее к гробу!.. Прибавьте к сведению его высокопревосходительства, что княгиня почти совершенно слепа и что без особого содействия окружающих ей будет трудно подняться и подойти к гробу!
Оторопевшая Марфинька растерянно смотрела на все, что совершалось перед ней, и слегка трусила. Она не узнавала своей «старой барыни» и в то же время проникалась никогда до тех пор не испытанным уважением к ней.
Софья Карловна вся как будто преобразилась. В ней не осталось и тени прежней робости и смирения. Ее туалет, более нежели скромный, носил печать чего-то особенного, неотразимо барского.
Полицейский поместил их в амбразуре между двумя колоннами и сам остановился неподалеку, смутно сознавая, что он охраняет какую-то непонятную ему власть
Княгиня, опустившись на любезно поданный ей стул, совершенно в стороне от дефилировавшей в строгом порядке толпы, напрягала все силы своего полуугасшего зрения, чтобы разглядеть впереди высокий катафалк с возвышавшимся на нем большим и массивным гробом. Но явственно разглядеть она ничего не могла. Она скорее угадывала, нежели видела, и грозный профиль потемневшего лица государя, и строгие линии высокого лба с зачесанными сбоку седеющими волосами, и над этим царственным лбом яркие блики высокой короны, окруженной постепенно спускавшимися со ступенек бесчисленными бархатными подушками с орденами.
Перед потухшим взором Софьи Карловны смутно вставал увенчанный короной балдахин со спускавшимися с четырех углов огромными горностаевыми мантиями и высокие, обтянутые черным крепом подсвечники со множеством зажженных восковых свечей.
Лиц, окружавших гроб, она разглядеть не могла и терпеливо ждала, чтобы кратковременное, каждые двадцать минут сменявшееся дежурство окончилось, ни на минуту не сомневаясь, что Бетанкур тотчас же откликнется на ее почти повелительный призыв и поймет, что она, более нежели кто-нибудь, имеет право близко подойти к гробу почившего государя.
Софья Карловна не ошиблась. Послушный ее воле полицейский тотчас же после смены дежурства подошел к генерал-адъютанту Бетанкуру и, почтительно изогнувшись, тихо доложил ему что-то.
Бетанкур вздрогнул, растерянно подался вперед и, оправив ордена и аксельбанты на груди, направился к главному церемониймейстеру, издали наблюдавшему за порядком приближения к гробу публики, поочередно впускаемой в храм для поклонения праху государя.
Тот внимательно выслушал его и вместе с ним направился вслед за указавшим им путь полицейским в тот угол храма, где, опустив на грудь седую голову, сидела худая и бледная старушка со сложенными на коленях исхудавшими руками, с черным капором на совершенно седых волосах.
Княгиня скорее угадала, нежели увидала их приближение, и полным достоинства жестом высоко подняла свою как будто разом преобразившуюся и помолодевшую голову.
— Вы — княгиня Несвицкая? — почтительно нагибаясь к ней, спросил церемониймейстер, в то время как Бетанкур молча смотрел на нее пристальным, полным удивления, почти ужаса взглядом.
Он никогда не узнал бы в этой бедной, слепой старушке той царственной красавицы, у ног которой он некогда склонялся с таким благоговейным обожанием и перед которой в порыве могучей страсти склонилась даже державная голова гордого властелина, в ту минуту лежавшего в гробу, окруженного всем блеском покинутого им суетного мира и покорно ожидавшего великого Божьего суда!..
— Да, я — княгиня Софья Карловна Несвицкая, рожденная Лешерн! — явственно и совершенно спокойно ответила «бедная старушка».
— Потрудитесь следовать за мной! — произнес церемониймейстер. — Я сам проведу вас к гробу государя. Вам угодно, чтобы ваша спутница следовала за вами?
— Да, я привыкла, чтобы она вела меня. Я одна идти не могу: я плохо вижу.
Церемониймейстер почтительно склонил голову.
— Возьмите под руку княгиню и следуйте за мной! — обратился он к Марфиньке.