Царский сплетник и дочь тьмы
Шрифт:
— Гордончик, сокол мой ясный. — Тон Василисы сразу изменился. Судя по всему, она начала ластиться к державному. (Виталик невольно притормозил и затаил дыхание. Вот оно! Сейчас все выяснится.) — Ты же знаешь, что этого сейчас делать нельзя. Пока мы не разберемся с…
— Да пока мы разбираться будем, они внуками обзавестись успеют! Сама благословение не дашь, я за тебя это сделаю! Где там наш царский сплетник?
— Да что ж у тебя все время телега впереди лошади бежит? Видал, какие у него глаза сегодня были красные? Тебе не докладывали почему?
— Нет.
— Эх ты! Совсем своими
— Вот я его и отблагодарю разрешением на свадьбу.
— Гордончик, пока мы все не выясним, не надо этого делать. И в пыточную с ним сегодня ходить не надо. Пусть отоспится, а потом со свежей головой…
— И что он со свежей головой? — ревниво спросил Гордон.
— Без всяких пыток у него все выведает. Он же хитрый! Пошли лучше в нашу спаленку. Тебе после трудов праведных тоже отдохнуть не мешает.
— Но только чтоб в накрахмаленном передничке была, — сразу размяк державный.
— Как в прошлый раз? Буду, милый, обязательно буду.
— Опаньки! — округлил глаза Виталик и поспешил выдернуть капсулу из уха. — Ну, Янка. Больше ничего тебе рассказывать не буду. Все постельные тайны рамодановского бомонда выболтала. А вот насчет свадьбы что-то вы мне тут темните.
Это действительно было странно. Не только Василиса с Гордоном, но и Янка либо старательно избегали этой темы, либо откладывали решение проблемы на неопределенное «потом»…
2
Терем Янки Вдовицы давно уже стал для Виталика родным домом. Домом, в котором его ждут, домом, в который ноги сами несут. И это были не пустые слова. Не успел он переступить порог гридницы, как на него налетел счастливый вихрь, из которого материализовалась Янка. Девица с ходу успела сделать сразу кучу дел: расцеловала его в обе щеки, добавила смачный поцелуй в губы, сдернула с головы сплетника боярскую шапку, с плеч горностаевую шубу с царского плеча и потащила все это в свою светелку, дробно топоча ножками по лестнице вверх.
Виталик улыбнулся, поставил боярский посох в угол гридницы и подсел к столу. По ступенькам вновь застучали ножки возвращающейся Янки. Еще миг, и девушка оказалась у него на коленях.
— Намаялся? — Начала она ластиться к любимому.
— Есть маленько, — устало улыбнулся сплетник, нежно поглаживая по волосам прильнувшую к нему девицу.
— Сейчас я тебя покормлю и в постель! — Янка спрыгнула с его колен, метнулась к печке, отодвинула заслонку и начала выуживать оттуда заранее заготовленную снедь.
— Только вместе с тобой.
— С ума сошел?! День на дворе! А вдруг кто увидит?
Виталик рассмеялся. В некоторых вопросах Янка была страшной ретроградкой и категорически отказывалась заниматься любовью при свете дня, считая, что для постельных утех достаточно и ночи. В принципе ее можно было понять. Ее избранник стал в Великореченске такой значительной фигурой, что посыльные от царя-батюшки да Василисы постоянно ломились в их дверь. И это не считая криминальных авторитетов Дона и Кощея, которые тоже не обходили вниманием Янкиного кавалера. А если учесть, что, кроме этого, сплетнику приходилось решать дела
Янка выставила на стол перед Виталиком чугунок с гречневой кашей, все еще горячую сковороду с жареным мясом и графин наливки.
— Яночка, ты у меня просто золото, — умилился сплетник.
— Одну рюмку, не больше, — твердо сказала девица, собственноручно наполнила стопку и убрала графин, — чтоб напряжение снять и как следует выспаться. Тебе ведь вечером еще выпуск первого номера отмечать?
— А куда деваться? — поморщился юноша. — Честно говоря, я бы лучше это время с тобой провел, но ведь не поймут, черти. Скажут: на святое покусился, обмывку зажал.
— Ничего. Я тебе с собой оберег дам. На шею повесишь. И настойку специальную перед уходом выпьешь.
— Зачем?
— Чтобы не захмелеть сильно.
— Ты будешь просто золотая жена. Да что я говорю! Ты уже золотая жена! — Виталик опрокинул в себя стопку и попытался сцапать девчонку, но она с хохотом вывернулась из его рук.
— Куда лапы тянешь, постоялец? Как смеешь приставать к девице незамужней?!!
Показав Виталику язычок, озорница умчалась в свою светелку стелить «постояльцу» постель. Юноша с сожалением вздохнул и навалился на стряпню своей хозяйки, которая для него была одновременно и вчерашним ужином и сегодняшним завтраком, а заодно и обедом. С Ванькой Левшой они накануне так упарились в типографии, что забыли и о времени, и о еде.
После сытной трапезы Морфей окончательно одолел сплетника. Глаза слипались. Юноша едва доплелся до светелки Янки, скинул с себя одежду и мгновенно заснул, как только голова его коснулась подушки.
Сон был беспокойный. Его мучили кошмары. Лязг мечей, хрипы умирающих воинов, свист стрел, и он в самом центре дикой, яростной сечи с неведомым врагом. Внезапно в общую свалку врывается Янка в одной ночной рубашке. В руках ее ухват, которым она неловко отбивает направленные на него мечи. «Куда ты лезешь, дура?!!» — в ужасе кричит сплетник. «Виталик! Уходи!!!» Янку сбивают с ног. Над ней поднимается окровавленный меч. Виталик, с ужасом понимая, что физически не успевает его отбить, прыгает вперед и падает на Вдовицу сверху, прикрывая ее своим телом. Кровавый туман застилает глаза, и сквозь него он различает неясную женскую фигурку, завернутую в сари. «Наконец-то я достучалась до тебя, воин мой. Слушай меня внимательно. Беда опять пришла на Русь, ломится в твою дверь. Береги женщин…» — «Что?!» — «Береги женщин!»
— А? Что? — подскочил сплетник.
Над ним стоял Васька, нетерпеливо тряся за плечо.
— Виталик, вставай. Стучатся.
— Кто стучится?
— Не знаю, но чувствую, что беда в дверь стучится. — Шерсть на загривке кота стояла дыбом. — Давай через окошко, потом через забор и бегом за Янкой.
— А где она?
— На базар за травками какими-то пошла.
И тут со стороны гридницы послышался тоскливый волчий вой.
— Да вставай ты скорей! — заволновался Васька. — Видишь, Жучок уже песню смерти запел.