Царствие благодати

Брекке Йорген

— Оставайтесь на месте, я буду через десять минут.

Он надавил на газ и заметил, что волнуется сильнее, чем положено волноваться профессиональному следователю, когда ему сообщают об отсутствии важной свидетельницы на ее рабочем месте.

Бледный Хорнеман похож был на человека, которому давно пора на пенсию. Синсакер, может, и выглядел лучше, но ощущал себя так же. Хорнеман сидел в своем аскетически обставленном кабинете и всматривался Синсакеру в глаза так, словно это не глаза, а окна санатория для нервнобольных и в них видны парк, пруд с утками и фонтан. Усевшись на стул, Синсакер подумал, что книжники — чудной народ.

Сегодня, лишившись лучшей своей книги, Хорнеман казался более потрясенным, чем накануне, когда одна из его сотрудниц была найдена убитой. Хотя скорее всего сегодня на нем отразились обе утраты вместе. Синсакер достал свой молескин, со вчерашнего дня лежавший у него в заднем кармане. Он еще не успел ничего в него записать, да и сейчас не собирался портить белизну листов, но по опыту знал: на некоторых интервьюируемых вид записной книжки действует успокаивающе. Подумав, он выбрал прямую и открытую стратегию допроса.

— Когда именно вы обнаружили исчезновение Йоханнесовой книги: до или после совещания, о котором мне говорили?

Глаза Хорнемана немного просветлели, и он начал говорить:

— После. Сразу после совещания я прямиком отправился в книгохранилище, примерно без четверти девять. Спустя пятнадцать минут я уже звонил вам.

— Спасибо, время вашего звонка я уже записал. — Синсакер перелистнул чистые страницы молескина. — А почему вы вообще решили заглянуть в хранилище? Разве мои коллеги криминалисты вас не предупредили, что эта зона временно закрыта для посещений?

— Верно, но, как вам известно, я руковожу библиотекой. Я несу некоторую ответственность. А кроме того, я обнаружил, что камеры системы видеонаблюдения выключены с тех пор, как вы с Ваттеном заходили вчера в его кабинет. Я просто хотел убедиться, что все в порядке.

— Что никто не прихватил ничего лишнего?

— Именно.

— Вам такая возможность кажется очевидной? Даже учитывая, как мало людей имеет доступ к хранилищу? Я вот куда клоню: были ли у вас хоть какие-то основания подозревать, будто в хранилище кто-то побывал?

— Нет, никаких рациональных оснований у меня не было, просто возникло такое ощущение. Я всегда чувствовал себя в ответе за судьбу нашего собрания. Йоханнесова книга — национальное достояние. И только потому, что фермер, передавший ее в дар государству, поставил условием хранить ее здесь, она не находится сейчас в Национальной библиотеке, в Осло. Поэтому когда случается что-то ужасное, как, например, вчера, становишься особенно подозрительным.

— Да, это естественно, — сказал Синсакер, внимательно рассматривая директора библиотеки. Ни малейшего намека, будто он что-то скрывает, следователю обнаружить не удалось, но по опыту он знал: в таких вопросах решительно ничего нельзя утверждать.

— Почему вы позвонили мне первому?

— Вы единственный, кто дал мне свою визитку.

Синсакер попытался вспомнить, когда это он успел, но не смог.

— Эта Йоханнесова книга. Случалось ли, чтобы ее выносили из книгохранилища на законных основаниях?

— В этом году ее несколько раз оттуда забирали. Наш реставратор и переплетчик Сильвия Фрейд, да, она немка, с ней работала. Но главным образом она занималась ее копией.

— Копией? А зачем? — Синсакер снова сделал вид, что записывает.

— Копию предполагается использовать на выставке, которую мы организуем этой осенью в Музее естественной истории. Выставка будет посвящена источникам по истории Средних веков. Уровень безопасности на таких мероприятиях недостаточно высок, и мы не можем позволить себе выставить оригинал. Видели бы вы копию,

которую изготовила Сильвия. Она настоящий мастер своего дела. Я сам не способен отличить ее произведение от оригинала. Для создания эффекта подлинности копии Йоханнесовой книги она использовала телячью кожу, которая хранилась у нас со времен Брудера Люсхольма Кнутсона. Он оставил после себя не только множество книг, но и приличное количество цельных телячьих кож и обрезков. Некоторые из остатков по качеству не отличаются от оригинального пергамента Йоханнесовой книги. Разумеется, мы долго обсуждали, представляют ли эти кожи самостоятельную ценность, и пришли к выводу, что некоторые из обрезков можно потратить на благое дело. Цельные телячьи кожи мы, разумеется, сохранили.

Рассказывая все это, Хорнеман заметно оживился, как будто разговора о книгах ему оказалось достаточно, чтобы забыть о своих печалях.

— Где я могу найти вашу Сильвию Юнг?

— Фрейд, — поправил его Хорнеман. — Ее кабинет расположен в подвале. Могу вас туда проводить.

Пока они спускались, Синсакер спросил у директора, не пытался ли тот позвонить Сири Хольм. Директор ответил, что решил с этим подождать. Если человек заболевает и не выходит на работу, он обычно звонит во второй половине дня.

— Мы здесь работаем довольно независимо друг от друга, — пояснил он.

Слова Хорнемана ничуть не успокоили следователя, поэтому он попросил директора сообщить ему телефонный номер Сири Хольм. Получив желаемое, он записал цифры и пообещал себе позвонить, как только закончит беседовать с Сильвией Фрейд. После чего набрал номер Браттберг и рассказал ей об исчезновении книги.

Синсакер простился с Хорнеманом под дверью кабинета Сильвии Фрейд. Таблички на большой белой двери не оказалось, и без провожатого он бы логово реставратора ни за что не нашел. Он постучался, и его пригласили войти. Говорила госпожа Фрейд с заметным немецким акцентом. В кабинете он увидел женщину лет сорока, один вид которой мог посрамить проницательность следователя Синсакера в отношении библиотечных работников — ее украшал загар, и очков не наблюдалось. Мало того, одежда ее состояла из модных джинсов в обтяжку и облегающего цветастого топика. Сильвия Фрейд сидела за наклонным рабочим столом в центре большого подвала. Окон не было, зато рабочей лампе позавидовал бы любой стоматолог. За решетками шахт под самым потолком слабо жужжала вентиляция.

Они поздоровались, и Сильвия Фрейд принялась рассказывать о том, как ее потрясло произошедшее накануне несчастье. В ответ он сообщил ей о случившемся с Йоханнесовой книгой. Она сильно побледнела и долгое время сидела молча. На Синсакера она не смотрела. Ее взгляд блуждал и никак не находил, за что бы зацепиться.

— Что значит «исчезла»? — спросила она наконец, и Синсакер скорее угадал, чем услышал в ее голосе дрожь.

— Ее больше нет в хранилище.

— Значит ли это, что ее украли? — Она снова владела собой, и голос звучал спокойнее, но Синсакеру показалось, что невозмутимость ей нелегко дается.

— Я сильно сомневаюсь, будто она ушла оттуда на своих ногах.

— Но это же чудовищно! Такая драгоценность. Думаете ли вы, что ее забрал убийца?

— Этого я не знаю. Но вы мне очень поможете, если ответите на несколько вопросов.

— Разумеется. — Она успокоилась и сосредоточилась, как в самом начале их разговора.

— Когда книгу в последний раз забирали из хранилища?

— Приблизительно четырнадцать дней назад.

— Тогда вы и закончили работать над копией к вашей выставке?