Царствие благодати
Шрифт:
— Любой из нас — книга крови, — смиренно произнес Ваттен неизвестно откуда взявшиеся слова, — где ни откроешь, везде чернила красны.
— А ты мне нравишься все больше и больше. Тем интереснее будет процедура.
Звук затачиваемого ножа заполнил комнату.
— Пробуждать мертвых к жизни, — сказала Фелиция Стоун. — На самом деле мы ведь желаем именно этого, не так ли? Поэтому мы и ведем расследования. Чтобы рассказать историю, которая придаст смысл бессмысленной человеческой смерти.
— Можно сказать и так, — согласился Синсакер.
—
Он ожидал, что она, как все американцы, закажет плотный завтрак: яйца, бекон и фасоль, но она ограничилась кофе с тостом.
— Пока вы предавались философии, я кое-что проверил. Со времени нашего последнего разговора Сильвия Фрейд не объявилась ни дома, ни на работе. Сири Хольм — тоже. То есть у нас три пропавших человека, а если считать Невинса — то все четыре, и ни одной хорошей зацепки. Здесь, в городе, к расследованию подключили уйму полицейских. Поэтому я решил начать копать немного поодаль от Тронхейма. Поговорим с хозяевами на Фосене.
— Что за хозяева?
— Предыдущие владельцы Йоханнесовой книги. Раз все расследование крутится вокруг этой книги, я подумал, что с ними стоит поговорить. Шеф не верит в перспективность затеи, но разрешила мне потянуть эту ниточку, поскольку у нас нет ни единого следа, ведущего прямо к Ваттену. Однако она не хочет, чтобы вы ехали со мной. На территории Норвегии у вас нет никаких полномочий, как она сказала. По ее плану, я должен всю первую половину дня просидеть здесь, обсуждая с вами детали расследования, и только после обеда поехать на Фосен. У меня есть план получше: вы едете со мной, и мы разговариваем по дороге. Так мы меньше времени потратим впустую.
— Это у вас привычка такая — не выполнять приказания начальства? — со смехом спросила Фелиция.
— Все время так делаю, — соврал Синсакер.
— Это действительно так, у меня нет здесь полицейских полномочий, зато есть действующий паспорт; следовательно, я могу ехать куда захочу. — Глядя на него, Фелиция хитро улыбалась. И последние сомнения тут же его покинули: она определенно нравится ему больше, чем следовало бы.
Подошел официант, неся два кофе и тост для дамы.
Глава двадцать восьмая
Фелиция Стоун стояла возле кафетерия на верхней палубе парома, идущего на Фосен. Она оперлась на перила и смотрела назад, на Риссу и Тронхейм, скрывающиеся в заливе. Под ней была открытая палуба для автомобилей. Ветер играл ее черными волосами, обнажая стройную белую шею; кожа была такой тонкой, что просвечивали проходящие под ней сосуды. За ночь температура опустилась до нормальных сентябрьских показателей, но американская гостья явно готовилась к норвежскому холоду и теперь была одета в зеленую мальчишескую ветровку с пристегивающимся капюшоном. Такую, пожалуй, мог бы носить охотник, который не очень следит за модой.
Синсакер вышел из кафетерия, неся две чашки черного кофе и подозрительные толстенькие блинчики.
— Норвежская паромная еда. — Он протянул ей бумажную тарелку с блинчиками.
— Спасибо, я уже позавтракала, к тому
— Это вовсе не блин, это «свеле», наше традиционное блюдо. — Синсакер прикинулся оскорбленным.
— Все равно спасибо, я ценю честность больше удовлетворенного любопытства, — засмеялась она.
— И похоже, больше наших норвежских патриотических чувств. — Он тоже засмеялся, сложил два блинчика вместе и от получившегося «свеле-дабл» откусил кусочек.
Мало с кем он вот так сразу находил верный тон.
— Правильно сделали, что пнули норвежское патриотическое чувство, — оно раздуто, как футбольный мяч, — добавил он.
— Да вы острослов, как я вижу. — Улыбнувшись, она взяла у него кофе и немного постояла, глядя на Тронхеймсфьорд.
— Это место напоминает мне Аляску. Особенно сегодня, когда стало прохладно. Так много гор и хвойных лесов.
— Вы были на Аляске?
— Да, но очень давно. Мне нужно было на какое-то время заморозить свою жизнь.
— Надеюсь, после Аляски она благополучно разморозилась?
— Во многих отношениях да. Но вы же знаете, какими бывают размороженные продукты. — Она криво улыбнулась. — Мы запутались, — продолжила она, меняя тему, — не разыскивая серийного убийцу, мы ищем все-таки именно его.
— Что вы имеете в виду?
— В убийствах есть что-то личное. Думаю, преступник хорошо знал обе жертвы. Особенно Гунн Бриту Дал. С ней он не прибегал к уловкам, не оглушал ее ударом по голове, прежде чем убить, а просто перерезал горло. Очевидно, крепко держа ее сзади. Куда более интимный жест, чем удар по голове монтировкой или обломком трубы. Я думаю, для обоих убийств у преступника имелся очень личный мотив. Но не будем забывать: наш убийца много вкладывает в сам процесс. Ему нравится убивать. Очевидно, мы имеем дело с психически ненормальным человеком. С маньяком. Кроме того, нам известно, он убил не одного человека. ФБР считает, что серийным убийцей является преступник, совершивший по крайней мере три убийства с существенными временными промежутками. В нашем деле фигурируют только два доказанных убийства. Но сын и жена Ваттена предположительно тоже могли стать его жертвами, что приводит нас к магическому числу «три».
— Давайте пока забудем о семье Ваттена и сосредоточимся на имеющихся убийствах. Кто из привлекавшихся к расследованию людей был в близких отношениях и с Гунн Бритой Дал, и с Эфраимом Бондом? Я в отличие от вас не так уж уверен, будто Дал была лучше знакома убийце, чем Бонд. Разные способы совершения убийства не обязательно значат что-то еще, кроме возможности легче справиться с женщиной, или же свидетельствуют об опыте, которого уже набрался убийца, чтобы почувствовать себя более уверенным. Я где-то читал: многие преступники испытывают желание в самый момент смерти оказаться как можно ближе к жертве. И я по-прежнему считаю: мы обязаны выяснить, какую роль в этой истории играет книга. Интимность, о которой вы говорите, скорее имеет место в отношениях убийцы с Йоханнесовой книгой. Ведь именно она связывает Бонда и Дал.