Царствие Хаоса
Шрифт:
Тойво пожал плечами.
— Я не то чтобы силен в физре, — ответил он, — но пуля не разбирает, где человек, а где инопланетянин.
— Не в физре, а в физике. — Джако покачал головой. — Ты болван, спортзал тут ни при чем.
Джордж не собирался слушать, как они препираются. Его сыновья испуганы, они спрашивают, где их папа? А жена… ладно, допустим, она давно зарядила дробовик и спрятала детей в подвале. Она не из неженок, его жена.
— Берни, опусти ружье, — сказал Джордж. — Прости, Тойво, но нам придется уйти. Скоро они
— Зачистить территорию? — фыркнул Тойво. — Тоже мне, десантник нашелся! Кем ты себя вообразил? Чаком Норрисом?
Джордж никогда не служил в армии. Как и остальные. Четверо сорокалетних мужчин и старик, которые видели войну только на экране.
Тойво показал на выщербленный пол хижины.
— Мы остаемся здесь. Говоришь, они придут за нами? Отлично, у нас есть ружья.
— Если мы остаемся, нужно загасить огонь, — сказал Берни. — Я согласен с Джорджем насчет инфракрасных лучей.
Джако затряс головой.
— Не валяйте дурака! Кто бы ни сидел в том корабле, им сейчас не до нас. Мы оставим огонь гореть, а сами уйдем. Я с Джорджем, мне нужно домой, к дочерям.
У Джорджа и Джако есть дети, у Берни и Тойво — нет. А еще Арнольд, чей взрослый сын стоит рядом с ним. Три противоречивых желания, три сценария будущего.
Арнольд откашлял мокроту, затем сглотнул ее с задумчивым видом, свойственным старикам.
— Джордж прав, — промолвил он. — Выбирайтесь из этой хижины, ребята.
Мысленно Джордж вздохнул с облегчением. Арнольд — мужчина, который его вырастил, лучший из всех, кого он знал, — был на его стороне.
— Решено, — сказал он. — Держимся вместе и надеемся на лучшее.
Арнольд покачал головой.
— Я имел в виду вас, ребята. Я останусь, присмотрю за этим кораблем, чтобы никто не сел вам на хвост.
Берни закатил глаза, словно отцовская храбрость была некстати.
— Пап, нет времени переливать из пустого в порожнее, — сказал он. — Все так все.
— Мне семьдесят два, — ответил Арнольд. — Я делаю вид, что все путем, но мне не так уж много осталось. Мое бедро скоро сведет меня в могилу. Куда мне, сынок, болтаться по морозу. И хватит спорить со стариком, давайте…
— Ш-ш-ш, — прошипел Джако. — Вы слышите?
Поначалу они ничего не слышали, но звук усиливался. Сквозь вой ветра раздался слабый хруст и трест.
Что-то продиралось сквозь лес.
Что-то большое.
— Уходим, — решил Арнольд. — За мной, ребята.
Они выскочили из сторожки, толкаясь на ветхом крылечке. На бегу Тойво завалился набок, но сугроб с наклоном в сорок пять градусов рядом с тропинкой не дал ему упасть.
Джордж был уверен, что Арнольд побежит к дороге, но тот свернул направо, намереваясь обогнуть хижину.
— Арнольд, куда ты?
Джордж остановился, но остальные — трое мужчин с охотничьими ружьями — и не подумали останавливаться, заковыляв
Господи, неужто старик решил атаковать инопланетян? Его друзья скрылись за углом хижины. Вместо того чтобы убегать от источника звука, они двигались ему навстречу.
Джордж остался один.
Мороз сковал лицо, упрямо пробиваясь сквозь комбинезон, словно сквозь железные латы, намереваясь рано или поздно расплющить их. А ведь прошло только десять секунд, как он вышел из хижины!
Слабый свет с крыльца лился на белую дорожку, снежное покрывало подъездной аллеи, и стену из той же белой субстанции, под которой угадывались очертания грузовичка.
Джордж посмотрел на снежный холм, под которым скрылся снегоход. Ключи в хижине, и раз уж его оставили одного… Он раскопает снегоход, хотя это займет минут двадцать, и неизвестно, заведется ли тот. Ему во что бы то ни стало нужно пробиваться к своим.
Малыш Джако… Бени… Тойво… Мистер Экола.
Люди, которые сделали его тем, кем он стал: пойти за ними или пуститься в одинокое путешествие длиной в триста шестьдесят миль до Милуоки.
С другой стороны сторожки он услышал скрип, но слабый звук тут же поглотило снежное безмолвие ночи.
Джордж не мог уйти, не мог бросить друзей.
Я вернусь домой, как только смогу, обязательно вернусь…
Он сжал ружье и принялся огибать угол сторожки, спотыкаясь в снегу.
Большинству людей неведомо, что такое настоящий холод. И хотя всем пятерым не раз приходилось мерзнуть на скамейке запасных под трибунами и переживать более-менее суровые зимы, а однажды хватило ума провести Рождество в Чикаго, все же холод холоду рознь. Доводилось ли вам мерзнуть при минус сорока?
Тут недолго отморозить задницу. Или даже умереть от обморожения.
Джордж пытался унять дрожь, но получалось не очень. Ветер пронизывал насквозь, словно на нем не было комбинезона, трех свитеров, джинсов поверх кальсон, трех пар носков, перчаток и шарфа, который закрывал губы и нос. Каждый сустав сжимали металлические тиски, а кончики пальцев словно отрезали, а потом опустили в кислоту.
А ведь он пробыл снаружи всего минут пять.
Минус сорок, говорите? Если не больше, учитывая ветер.
Он шел по следам друзей почти вслепую. Ни света от двери хижины, ни звезд, только мутный лунный свет, от которого снег казался серым. В кармане комбинезона лежал фонарик, но он еще не сошел с ума, чтобы его включать.
Большинству людей неведом как настоящий холод, так и настоящий снег. Снег, который падает неделю за неделей. На земле твердый слой вперемешку с валежником — такой жесткий, что ноги норовят выскользнуть из сапог, чуть выше плотная слежавшаяся снежная масса, а сверху мягкий и пушистый тонкий слой. Каждый шаг давался с трудом. Джордж словно брел по мелководью.