Царство черной обезьяны
Шрифт:
Расплакалась. Лапыш мой родной, ты очень тоскуешь по своему мохнатому другу, я знаю! Я просто не хотела, чтобы ты видела нашего собакевича изуродованным и беспомощным. Надеялась вернуть здорового, веселого и крепкого пса, такого, каким он был раньше. Не получилось.
– Никусь, – я кивком попросила Катерину выйти и взяла на руки горько плакавшую малышку, – не плачь. Май нашелся, я нашла его сегодня.
– Правда? – Залитые слезами невозможные глаза дочери смотрели на меня с такой надеждой, что мне захотелось стукнуть себя чем-нибудь потяжелее. Нет чтобы
– Да, солнышко, правда. Это случайно получилось.
– А где он был? И почему ты не привела его? И почему Маю больно сейчас? – Вопросы перемежались судорожными всхлипами.
– Понимаешь, заяц, его украли нехорошие люди. Они очень плохо обращались с Маем, били его, поэтому пришлось отвезти нашего пса в больницу для животных. Ему там сделали операцию, и теперь все будет хорошо. Врач обещал, что Май обязательно поправится.
– Честно?
– Честно-пречестно. Вот завтра пойдем навестить его, сама и увидишь.
– А ты меня возьмешь с собой, не обманешь? Ты ведь сказала, что испачкалась, когда машину чинила, а на самом деле…
Ника отвела взгляд и шмыгнула носом. Нет тебе, короче, веры, мамочка.
– Прости, малыш, я больше не буду тебя обманывать. Просто мне не хотелось тебя пугать, вот я и придумала про машину.
– Мамсик, – дочка прижалась щекой к моему плечу и тяжело вздохнула, – ты такая смешная. После того, что делал тот злой дядька, ты думала, что я испугаюсь?
Банда мурашек, топая, словно стадо бегемотов по кувшинкам, пробежала по спине. Ника впервые за полгода вспомнила о кошмаре, пережитом нами в Сан-Тропе. Я, если честно, очень надеялась на способность детей забывать все плохое, как страшный сон. Или считать пережитое страшным сном.
Не получилось. Девочка помнит все. Она просто не хочет говорить об этом.
– В общем, так, – я поцеловала мокрую от слез щечку дочери, – обещаю – больше ничего придумывать не буду. Только, чур – и ты все говори честно. Договорились?
– Да, – выдохнула Ника мне в шею.
– А сейчас мы пойдем с тобой умоемся, потом я переоденусь, и – ужинать. Мой нос подсказывает, что нас ждет что-то очень вкусное. А что говорит твой нос?
– Он не говорит, он сейчас занят, – хихикнула дочка.
– Чем это, интересно, занят твой нос?
– Насморком.
– Логично. Как любит говорить баба Катя?
– Можно и сапог на голову надеть, но логика должна быть.
– Вот именно.
И мы пошли умываться.
За ужином обсудили планы на завтра. Естественно, что планы кружили, словно пчелы над вареньем, над нашим лохматенцием. Прямо с утра мы с Никой собирались навестить Мая, заехав предварительно в зоомагазин за вкусной специальной косточкой. К больному ведь без гостинцев нельзя, правильно? Катерина решила отправиться на рынок, прикупить парной телятинки на нежнейшие тефтельки для своего любимца. В общем, на Мая неотвратимо надвигалась райская жизнь.
– Кстати, дорогие мои, – допивая чай, решила поинтересоваться я, – что сегодня рассказывал господин
– Не знаю, – пожала плечами Катерина, – с утра он не звонил, а после обеда я телефон отключила, чтобы не мешал ребенку спать.
– Странно, – я взяла лежавший рядом мобильник и проверила дисплей – пропущенных вызовов не было, – и мне наш папа не звонил. Никусь, это безобразие! – я подмигнула дочке. – Отшлепаем его, когда вернется, да?
– Нет! – малышка вдруг отбросила надкусанный пирожок, слезла с диванчика и стремительно выбежала из кухни.
Глава 9
Сердце вдруг испуганно замерло, а потом понеслось заполошно, словно курица, удирающая от трактора. Что-то не так с Лешкой, там что-то случилось.
– Балуете вы с Алексеем Никочку. – Катерина наклонилась и подняла с пола обиженный пирожок. – Вот и результат: ребенок себя плохо ведет, едой разбрасывается. Отругать за такое надо, а мама сидит за столом как ни в чем не бывало. Неужели выбрасывать придется? Может, возьмете завтра с собой, угостите Мая?
Домоправительница продолжала бухтеж, но я не слушала. Схватила дремавший на столе мобильный телефон и, пытаясь набрать номер Лешки, направилась в гостиную. Пальцы вдруг превратились в переваренные сосиски, на нужные цифры попадать тупо отказывались. Пришлось воспользоваться быстрым набором.
На номер мужа вместо гудков я поставила одну из его песен, и теперь Лешка нежно и чувственно пел мне в ухо. Он пропел всю песню, но живого голоса в телефонной трубке я так и не услышала.
Из угла, гнусно подхихикивая и потирая потные лапки, наползала паника. Мягкой тапкой от нее не отбиться, пришлось задействовать диванную подушку. Запущенная меткой рукой (хотя нет, вру, в таком состоянии я уже не попаду белке в глаз, а вот от нее получить в глаз могу), подушка бухнулась прямо на маковку панике, раскатав злыдню в блинчик.
А я набрала номер Виктора, администратора и хорошего приятеля моего мужа. Здесь были обычные гудки, дрелью ввинчивающиеся в мозг. После восьмого гудка Виктор снял наконец трубку:
– Анечка, привет.
– Что с Лешкой?
– В смысле?
– Вот только давай без художественной самодеятельности, хорошо? Артист из тебя фиговый.
– Я, вообще-то, никакого отношения к фиговому дереву не имею, тут ты ошибаешься…
– Виктор!!!!
– Ладно, сдаюсь, – парень тяжело вздохнул. – Трудно с вами, Майоровыми, ни соврать, ни заболтать. А как ты узнала? Мне казалось, нам удалось избежать огласки.
– Если ты немедленно не расскажешь мне, что с моим мужем, – процедила я, едва сдерживаясь, – следующей твоей работой будет престижнейшее место евнуха в гареме. Я не шучу, учти.
– Понял, понял. Ты не волнуйся, сейчас уже все в порядке.
– Тогда почему Майоров трубку не берет, если все в порядке?
– Ну, почти в порядке. Врач ему убойную дозу успокоительного вкатил, Алексей сейчас спит.
– Врач?!
– Так, теперь по порядку. Только не перебивай, обещаешь?
– Да.